Опередив самых быстрых гонцов, Торе одним рывком пересек Эспаон с запада на восток, и все чаще перед ним, вызванные длительным бодрствованием, начинали являться иллюзии объятых неудержимым пламенем копыт и глаз коня, потеющего под ним. Сутана развевалась черными крыльями, а пальцы белели оголенными костями. Стоило сморгнуть и наваждение пропадало, но лишь на время, и неумолимо возвращалось к нему навязчивым проклятием.
Ни служебный долг, ни непреложное офицерское слово, ни нерушимая клятва на крови, ни бешеная злоба, ни святая обязанность послушания не могли бы заставить человека двигаться к результату с таким устремлением. Самый отъявленный фанатик клира отступился бы от подобного замысла, назвав его невозможным. И Торе смеялся над этим сравнением. Быть может, он сошел с ума, если это вызывало радость? Как и все, что не касалось движения вперед, это не имело для него значения. Нет. Лицо Кармелы было Святым Ликом, которому он поклонялся и, поднимая взгляд к лунам, он видел не их, а ее, отстраненно смотрящую с небес на его жалкие усилия сократить расстояние между ними. Добраться до нее, увидеть невредимой и избежавшей опасности. Ни одна сила не сравнится с его желанием ворваться в свой дом и убедиться во здравии жены, ибо это была его страсть, красной нитью проходящая через его жизнь с первого дня их знакомства.
Издав пугающий крик, он вновь погнал коня. Мимо него промелькнул указательный столб с названием столицы, лишь подкрепив закаленную уверенностью выносливость. Последняя лига до городских ворот была самая тяжелая, растянувшись на две или, возможно, три любых, пройденных ранее. Каждый дом, дерево или изгородь были знакомы. Казалось, спроси их, и они ответят тебе, что происходило в твое отсутствие.
Дорога выпрямилась, и вдали показались врата Святого Вальтаола. Их очертания черным силуэтом выделялись на фоне рассветного неба, маня к себе Торе. Они были для него тем кубком победителя или короной завоевателя, что он заслужил по праву. Еще несколько минут, и он влетел под них, едва не сбив караульного. В это момент, борясь с раздражением от задержки, он был готов наброситься с кулаками на жалких смертных или затоптать их конем, дабы не встали у него на пути. Рывком содрав парик, Торе потребовал пропустить его без долгих расспросов и, подчинившись его внутренней мощи, исходящей от него и заражающей окружающих, стража позволила архиагенту въехать в город.
Пролетая улицы и переулки, въезжая в арки и пересекая площади, срезая путь по заросшим травой клумбам, он не успокоился, пока не увидел дом, возникнувший за очередным поворотом. Привычный фасад его дома перечеркнули два полотна с символами Ликов: Строгости и Смирения. Какая лживая попытка прикрыть порочное прошлое! Искреннее лицемерие и роскошный аскетизм!
Оставив коня у входа, он ворвался внутрь и пробежал холл к лестнице, не сразу услышав свое имя. Остановившись, Торе всмотрелся в темноту и опознал Дона Родригеса, восседавшего в кресле и опирающегося правой рукой на шпагу в ножнах, игравшую роль своеобразной трости.
— Сеньор, мое почтение, я спешу.
— С ней все в порядке, — успокоил его собеседник.
Торе застыл на месте, разрываясь между тем, что он считал единственно важным и тем, чем нельзя пренебречь во имя завтрашнего дня.
— Мое почтение.
— Взаимно. Ты так быстро добрался, что только почтовый голубь сумел тебя обогнать. Как видишь, мои расчеты оказались верны, и я встретил тебя вовремя.
— Мои извинения, сеньор, если причинил неудобства… Как она?
Дон Родригес понимающе улыбнулся.
— С ней все в порядке, — повторил он, — Прежде чем подняться к ней, расскажи мне, чем закончился твой илинийский вояж?
Торе с нетерпением выдохнул, и удержал свой порыв взбежать на лестницу.
— Она ускользнула от меня.
— Разве такое возможно? Скрыться от опытного агента? Если бы я не был так уверен в твоей преданности, то счел бы это обманом.
— Все же, это так. Мне не удалось найти свидетелей или следы, указывающие на выбранное ею направление. Она как будто исчезла, растворившись в темноте.
— Сколь много разочарования в твоих словах, — с легкой иронией заметил Родригес. — Так почему ты в Вилоне?
— Дальнейшее преследование не имело смысла. Все указывало на то, что она не хочет возвращаться в Эспаон.
Человек в кресле усмехнулся.
— Все возвращаются. Можешь воспринимать как одолжение, поскольку ее описание передано вилонским агентам. Они не станут ее задерживать и лишь сообщат тебе о ее месте пребывания. Ты все сделаешь сам, Тарлаттус.
Опустив голову, Торе задумался над этими словами. Ему не удалось удержать в тайне человека, чье имя присутствовало только в особом списке, выученном наизусть. Это был провал. Как им удалось ее вычислить? Неужели…
— Так значит, отпуская меня…. Но, простите, вы следили за мной? Зачем?
— Вопросы не к месту и не ко времени, однако, мы с тобой кое о чем договорились. Наше соглашение все еще в силе?
— Разумеется, сеньор.
Дон Родригес наклонился в сторону Торе.
— Мне бы хотелось иметь своего человека в Протекторате. Заверши свои дела, и я устрою ваш переезд в Илинию. Там ты продолжишь поиски, поскольку здесь ты уже ничего не добьешься. Ни одна дава не раскрыла место хранения гримуара, и я не думаю, что допрос гадалки что-то изменит. Считай это знаком моей доброй воли. Я посчитал, что раз ты начал эту историю, то тебе же ее и заканчивать.
— Вы разрешаете мне… — запнувшись, Торе не завершил вопрос.
— Делай с ней что хочешь.
Он поднялся и вложил шпагу в ременную перевязь.
— Хорошего дня, Тарлаттус, — добавил он, собираясь уходить.
— Грасьяс, сеньор.
— Иди уже к ней, — не оборачиваясь, отмахнулся от него Дон Родригес.
Бросившись к лестнице, Торе не заметил, как оказался на втором этаже и через мгновение остановился перед дверью в спальню. Справившись с нервной дрожью, он плавно приоткрыл ее, не позволив скрипнуть петлям. Клирик проник внутрь и замер, смотря на спящую Кармелу. Во сне она казалась той самой девушкой, привлекшей внимание молодого офицера, и получившей в дар его сердце. Ее глаза и уста были закрыты, и нечему было выдать изменения характера, заставлявшие его страдать. Она была прекрасна в эту пору и он, закрыв дверь, прокрался внутрь и сел на пол, продолжая наблюдать за женой.
Его не тревожила судьба Аэрин. В эту минуту Торе был счастлив, и не желал испортить это утро рассуждениями о неизбежности или презрительной доли палача. Никто и ничто не имело значения за пределами этого будуара.
Он так и заснул, прислонившись к стене и даже Кармела, вставшая спустя час, не посмела его разбудить.
* * *
Величественно проезжая по извилистым улицам Рома, окруженная пышной свитой верховых телохранителей и избранных ветеранов, к особняку Темпоре приближалась карета Дона Норозини. Старый вампиро не приветствовал показную роскошь, но не смог удержаться от соблазна показать свое милосердие, обличенное в блистательный триумф. Сегодня ни у кого не возникнет вопросов, кто одержал победу в семейных распрях.
