Еще не полностью сменивший оперение птенец, чьи крылья еще не окрепли, и потому он не рисковал улетать от родного гнезда, спорхнул с дерева на спинку скамейки, на которой отдыхала дава, осмотрел неподвижную девушку блестящим черным глазом, отразившим скатившуюся по щеке слезу, и, подпрыгнув, неуклюже перелетел на другую ветку.
Аэрин отвлеклась от пространных рассуждений и перевела взгляд на богато украшенный фасад дома, возвышавшийся над садом резной стеной. Она никогда не была в нем и не знала, в каких окнах может увидеть Ханну. Поставив свой чемодан на видное место, дава терпеливо ждала, когда ее заметят. У нее были веские основания для того, чтобы оставаться в саду и не искать нужную дверь, выискивая свою Сестру. Одинокая девушка не хотела входить в этот дом, опасаясь поставить жильцов в неудобное положение или навлечь на них карающую длань Каристоля. Со стороны могло показаться, что она была нерешительна, хотя на самом деле, все обстояло иначе.
Осознание собственной беспомощности вызывало стойкую грусть до тех пор, пока она не обрела уверенность в себе. Ее тревоги, сомнения и некоторая озлобленность сами собой сложились в план действий, определивший ее дальнейшую судьбу. Однако, и это самое главное, — это был ее собственный выбор. В нем содержалось то, ради чего стоило жить и даже умереть. Свобода поступка и слова стали для нее наивысшей ценностью, и она никому не позволит навязывать себе чужую волю. Ни существующая иерархия, ни чьи-то превосходящие возможности или прямые угрозы более не способны повлиять на нее. Нельзя научиться летать, если тебе запрещают смотреть в небеса. Нельзя научиться петь, если тебе закрывают рот. Нельзя обрести свободу, пока осуждая смелость непокорных, с гордостью носишь рабский ошейник.
Оказавшись случайной жертвой, попавшей в круговорот шестерней мироустройства, она нашла много общего между Каристольским Кругом и Столпами Купола. Их создатели стремятся к абсолютной власти, достигаемой подавлением воли подчиненных, и действуют лишь для своей выгоды, не выбирая средства достижения цели. Они готовы на все ради власти и богатства и она не выстоит против них в прямом противостоянии. Не так просто сломать чудовищные махины, непрестанно калечащие невинные жизни, когда ты одинокая гадалка с неряшливым Каф, слабая девушка без Семьи и Рода.
Одна из дверей распахнулась и на пороге дома возникла женщина в длинном платье. Не смотря на то, что на ней не было дорогих украшений, а ее волосы не застыли в вычурной прическе, она представляла собой собирательный образ зажиточной давы, сумевшей построить семью и получить у Каристоля разрешение на торговлю. Разумеется, ее мужем был аптекарь, нашедший в ее лице надежную опору фамильному делу.
Ханна держала в руке запечатанный конверт и степенно приближалась к Аэрин, почувствовавшей себя изгоем. Растрепанной вороной у золоченой голубятни.
— Здравствуй Сестра.
Уже в приветствии проскользнула нота жалости и превосходства.
— Здравствуй. Пусть Луны освещают твой путь, — вспомнила Аэрин фразу на сансе.
Они не обнялись и тем более не поцеловали друг друга — радости от встречи не было.
Сестра протянула ей конверт и Аэрин вскрыла его из вежливости. Печать Рода Маболо не оставляла сомнений о содержимом письма.
— Как ты?
В вопросе прозвучала настороженность.
— Скучаю по Эспаону, — сосредоточенно читая письмо, поведала Аэрин и продолжила: — Помнишь, как нам с тобою понравился один и тот же парень? Кажется, его звали Алехандро?
Ханна посмотрела в сторону дома.
— Нет, — мягко ответила она.
— Точно, Алехандро. Он клялся мне в любви, и в тот же вечер я увидела вас вместе и влепила ему пощечину.
Собеседница кивнула.
— Синяк был ужасен, и я дала ему снадобье.
— А он сбежал от тебя к Анне, — с грустной улыбкой закончила Аэрин.
Сложив письмо, девушка вернулась к созерцанию детских игр.
— В то время мы были ближе друг к другу, чем сейчас. Я не обвиняю кого-либо. Просто констатирую факт.
— Сложно сохранить связь на расстоянии.
— Ты никогда не приезжала к нам. Впрочем, не будем об этом. Махаши написала мне о твоей роли в предстоящем переселении.
— Я окажу тебе помощь. Воссоздание Ковена нас сблизит.
У Аэрин не было сомнений в истинном смысле этих слов. На Ханну возложили контролирующие полномочия, и Махаши будет в курсе любого шага новоявленной наставницы. Не желая навредить сестре, ей пришлось бы смириться с таким положением дел и отчитываться за каждый проступок. Разве позволили бы продажу микстур и зелий в Ланжи той, что целиком и полностью не поддерживает Каристоль? Назначение Ханны не было случайностью. Она не захочет потерять свое положение и финансовую стабильность ради нее.
— У тебя не будет из-за меня проблем. Махаши получит мой отказ в ближайшее время.
— Что ты задумала? — Испугалась сестра.
— Мои пути с Каристолем разошлись. Больше я никому не подчиняюсь.
— Маболо не потерпит своенравия. Ты понимаешь, чем это грозит? Глупый вызов. Ты будешь спорить с Кругом как маленькая девочка?
— Меня вынуждают так поступить. Гибель вилонского Ковена будет на их руках.
— Не понимаю тебя.
— Знаешь, что я поняла, добравшись да Вэда? — Спросила Аэрин, и сама ответила. — Мой дом остался в Эспаоне. Я воссоздам Ковен, если успею, но только там, где мой дом, и не Каристолю или Махаши решать, где мне жить. Вилонский Ковен станет именоваться Ковеном Урбан.
— Что ты собираешься делать? — Ханна встревожилась больше прежнего.
— С вечерним отливом я отправляюсь в Эспаон, — просто сказала она. — И попытаюсь узнать о судьбе Сестер. Каристоль согласится со мной или им придется искать другую наставницу.
— Тебя не оставят в покое! — Сообщила перепуганная Ханна. — Они никогда не согласятся с тобой! Это самоубийство!
— Конечно, — спокойно согласилась девушка. — По крайней мере, меня похоронят рядом с родителями.
Растроганная Ханна прикрыла рукой рот, а Аэрин закрыла глаза и прислушалась к птичьему пению. Во имя свободы выбора у нее появился шанс искупить свою слабость и вину за гибель Мелиссы. Странно осознавать, что от ее смерть принесет больше пользы, чем жизнь, и, тем не менее, это было именно так.
* * *
Мало кто одобрял званый ужин, устроенный Джозефом Трейном в парадном зале, в глубине души считая его неуместным. Впрочем, по понятным причинам никто из прислужников не стал говорить об этом вслух. Они знали, какие отношения были между Сагро и Миллениум, следовательно, перечить Трейнам наихудшая из идей, которая может появиться в стенах Капеллы. Улыбаясь и склоняясь в поклонах, приближенные к Дону Сагро скрывали свои истинные эмоции, и выражали фальшивое почтение, основанное на животном страхе смерти.
Старший Трейн восседал во главе стола почти весь вечер, пока не предложил перейти к танцам. Быть может, он использовал гибель врага в качестве повода декларации своих человеческих качеств, не снимая стальную маску, прикрывавшую страшные шрамы, обезобразившие его лицо.
