Но это уже не то. Совсем не то. Хотя правильно и разумно.
Иногда надо позволить себе маленькое путешествие, совершенно незапланированное. Проехать на электричке до близлежащего городка, где вы никогда не были. На трамвае даже отправиться не по привычному маршруту, а в другой конец города. Бесцельно покататься на трамвае, глядя в окно. Есть машина? Еще лучше. На машине можно поехать куда глаза глядят. И ехать, пока не устанешь. А потом отдохнуть хотя бы в бедной придорожной гостинице несколько часов. И все равно будет эффект путешествия, лечение дорогой.
Дорога дает ощущение выхода из тупика и замкнутого круга, вот в чем дело. Пока мы движемся, мрачные мысли не могут овладеть нами и погрузить в пучину отчаяния. Именно ощущение тупика предшествует депрессии и психологической смерти. Это доказано исследованиями.
Так одна женщина в тяжелое время нарезала бутерброды, собирала маленького сынишку в путь. И они в воскресенье ездили на электричке в соседний городок. А летом – в деревни покрасивее и побольше. Сколько было важных дел: изучать расписание, узнавать про достопримечательности – очень скромные, собираться в дорогу, наливать чай в маленький термос! Как хлопотал и радовался мальчик! Это было настоящее путешествие.
А иначе она бы сгинула и захирела бы от мрачных мыслей, тревоги и душевной боли. И выходные были бы полны страданий вперемешку с хлопотами по хозяйству. И малыш играл бы один в углу, все понимая…
Так они путешествовали. Понарошку почти. И это спасительное путешествие. В дороге мы отвлекаемся от повседневных забот и тревог. Мозг перенастраивается, обновляются нейронные связи. На самом деле становится лучше на душе, несмотря на хлопоты и дорожные неудобства. Очень странно, но иногда собаки и кошки выздоравливают в дороге, даже если были больны. Такое бывает.
А импульс все бросить и уехать – верный признак жестокого переутомления души. Можно понарошку все бросить. И недалеко уехать. Это все равно прекрасное лекарство для измученного и встревоженного сердца. А потом уж поедем в хорошее и обдуманное путешествие. Когда будет достаточно денег и времени. Как та мама с сынишкой. Сейчас они ездят по всему миру; ей удалось сберечь себя. И восстановить ресурс в трудные времена…
Не то обидно, что нет шоколадок; можно ирисками обойтись
Если всем дать по ириске. Пусть даже по не очень вкусной, засахарившейся, – но всем поровну. Обидно и тяжело на душе, когда одному дают шоколадку и по головке гладят. А другому дают старую ириску. Или просто фантик облизать. В кафе детям на десерт принести мороженое с клубникой. Полная вазочка мороженого, а сверху – три свежих ягодки. Мама заказала детям лакомство. Мама же любит своих сыновей. Толстенький мальчик помладше быстро съел свои ягодки, они ему очень понравились. А потом прижался к маме и заканючил тихонько; стал на ушко что-то говорить. И мама строго сказала старшему мальчику: «Володя, отдай клубнику Ванечке. Ты же уже большой. Мороженого вон как много. Ты вполне наешься!»
О, как вытянулось личико у Володи… Он умоляюще посмотрел на маму. А та строго посмотрела на него. Мальчик вздохнул и ложечкой переложил ягоды в вазочку брата Ванечки. О, какая умная улыбка промелькнула на лице Ванечки! С каким превосходством он посмотрел на старшего брата! Как медленно и со вкусом он стал есть клубнику, держа ее за зеленый хвостик…
«Что ж вы делаете, мама?» – так хочется сказать, но нельзя вмешиваться. Володя ковырял ложечкой мороженое, а мама говорила, что не надо было мороженое просить, если не хочешь. Вон как Ванечка хорошо кушает!
Кушать-то кушает. Но если дальше так пойдет, не впрок будет младшему эта клубника и вообще все, что отнимается у брата со взрослым именем «Володя». В семье, где один «Ванечка», а второго чуть не с отчеством называют, нет справедливости и нет истинной любви. Нарушение принципа справедливости плохо сказывается на судьбе и племени, и ребенка. Даже если любишь одного больше, – загадочно сердце человека! – все равно не следует хотя бы справедливость нарушать так явно. И наносить рану своему ребенку,
Он вырастет, ребенок. И запомнит эту клубнику; очевидно, это постоянно происходит между мамой и сыновьями. Ванечку несут на руках и осыпают поцелуями его пухлые щеки. А худенький Володя тащится за мамой с ворохом вещей и игрушек. И мама даже не оглядывается, только покрикивает повелительно: «Владимир, шевели ногами быстрее!» Хотя разница в возрасте между детьми невелика. Просто младший ревет басом, когда его ставят на землю и умоляют идти самостоятельно. Думаю, он с удовольствием поехал бы верхом на Владимире.
Так бывает не только в семье. Так бывает и на работе. Симпатичному любимчику отдают чужие клубничины и несут на руках. Да пусть несут! Не в этом дело. Дело в несправедливости, которую даже обезьяны понимают. Когда за выполнение одного и того же задания одним обезьянам давали виноград, а другим – огурец, мартышки с огурцом были грустными и плохо выполняли задание потом. Им обидно было. И людям обидно. Унижение это, вот что это такое.
И не надо удивляться, если Ванечка всю жизнь будет требовать чужие ягоды. А Владимир – не верить в любовь и справедливость…
Ненужная жестокость к близкому человеку, —
ее не замечают. И полагают, что делают правильно, хорошо делают, тренируют и воспитывают. Идут быстрым шагом, энергично, не замечая, что близкому тяжело. Он не успевает. Он еле тащится где-то сзади. И его окликают сурово: «Ну, где ты там? Ты отстал, давай скорее!» А он не может скорее. Но все равно идет. Его же зовут. Ждут, нетерпеливо притопывая ногой. И он ускоряет шаг из последних сил. Такая вот прогулка получается.
Это не со зла. Это у одного сил много, а у другого – мало. Он старый, толстый или два инфаркта перенес, как Каплер, муж поэтессы Юлии Друниной. Они вот так гуляли по берегу моря. Она привыкла ходить на войне в марш-броски, она героическая женщина была, фронтовичка. А Каплер, хоть и отсидел в лагере, много чего перенес, – но он еще и два инфаркта перенес. И ему было тяжело идти. Но он шел. Потому что любил. Любовь его заставляла идти, обливаясь по́том…
Ну зачем, зачем мучить другого человека? То, что нам легко и просто, ему, может быть, тяжело. Не каждый может жить в нашем ритме и нести те нагрузки, которые нам кажутся нормальными. И дергать старую собаку за поводок не надо, если она медленно идет. Она не может быстрее. Но ради вас она соберет последние силы и побежит, шатаясь…
Надо щадить близких. Не убивать их такими прогулками и упражнениями. Не нагружать их тяжким грузом, который мы преспокойно несем – а они не могут. Может, ребенок не такой сообразительный, как мы. Может, не такой усидчивый. Может, мужу тяжело на двух работах работать. Ну не может он. Но работает. Потому что мы же работаем на трех. Все это так грустно; и недаром мудрый Чехов написал: «Бог всем разную силу дал». Но про это как-то забывают те, кто привык ходить в марш-броски. И они кричат: «Быстрее! Давай быстрее!»… И другой идет быстрее. Хотя мы же просто живем. Мы просто гуляем по берегу моря. Не война ведь!
…А потом Каплер умер. Не от сердца, от тяжкой болезни. И все волновался, как же его Юлечка будет без него. Каково ей придется? Это же так тяжело – остаться одной. Хотя никто не мешает, не тянет назад, никого ждать не надо. Можно одному гулять по берегу моря в удобном ритме. Так ведь?