Впереди что-то потрескивало. Это лежал на боку трамвай. Змеящийся по земле провод брызгал искрами. Вокруг темнели неподвижные тела.
— Куда? — еле ухватил за воротник Маса рванувшуюся туда дьякониссу.
— Может быть, кто-то жив!
— Туда нельзя — ток.
Наоми тянула его в другую сторону, где за речкой Оокагава темнела махина Блаффа.
— Скорее! Мы уже близко!
— Близко-то близко... — покачал головой Маса.
На тот берег было не перебраться, железный мост рухнул.
— Идем к следующему мосту.
Они повернули направо, на Главную улицу. Пришлось сделать зигзаг, возвращаться в сторону центра, потому что к северу весь квартал полыхал огнем. Должно быть, занялось недавно — слышались крики, метались тени. По крайней мере, хоть кто-то в Иокогаме был еще жив.
Вскоре людей стало много. Даже слишком много. Они выбегали из переулков, в которые ворвался пожар. Кто-то несся не разбирая дороги, с выпученными глазами, всё бросив. Кто-то толкал тележку с наскоро нагруженным добром. Многие прикрывали головы подушками или ватными одеялами. Сначала Маса не понял, зачем, но потом увидел, как лопаются стекла в занявшемся доме и вниз сыплются острые осколки.
Ночной ветер набирал силу, перекидывая языки пламени с одной крыши на другую. Казалось, идет соревнование — кто кого обгонит: беглецы пожар или пожар беглецов.
— Быстрей! Быстрей! — закричал Маса, хватая спутниц за руки.
Огонь подбирался и с другой стороны. Сейчас замкнет периметр — и не выберешься.
Кто-то споткнулся, упал. Прямо по лежащему проехала коляска со скарбом. На углу маленькой улочки возникло видение, которое — Маса сразу понял — будет преследовать его до конца жизни. Мимо с воплем пробежала женщина с высокой прической, которая пылала, словно костер. Кинулся помочь, но не догнал. Несчастная, должно быть, ослепнув от ужаса и боли, метнулась в горящий переулок и скрылась за стеной огня.
— Мистер Сибата! Куда вы? Вернитесь! — звали сзади.
Он хотел вернуться, но замер. Пожилой мужчина тянул за руки из-под рухнувшей балки придавленную старуху. Оба громко кричали. Он — жалобно, она — злобно.
— Я тебя не брошу! — плакал мужчина.
Старуха орала:
— Беги, кретин, беги! Только сначала возьми кирпич и проломи мне голову. Я не хочу сгореть живьем! Убей меня, сволочь! Всю жизнь был тряпкой, так хоть напоследок поступи как мужчина! Давай!
Маса подбежал, навалился всем телом на деревянную опору, но та не сдвинулась ни на дюйм.
Рядом бухнулась на колени мисс Турнип:
— Молись, несчастная! Будем молиться вместе! — призывала она на ломаном японском.
Придавленная вопила — требовала, чтобы ее прикончили. Муж рыдал. Дьяконисса молилась. Миссис Тревор сзади хватала за плечи, умоляла не задерживаться. Это и есть настоящий ад: безысходный кошмар и кошмарная безысходность, подумал Маса.
Просить бегущих людей о помощи было бесполезно — тут каждый спасался как мог.
— Господин, убейте меня вы. Очень вас прошу. Этот слизняк не сможет, — вдруг спокойно, вежливо сказала старуха, как-то умудрившись лежа изобразить поклон. — Вы ведь не хотите, чтобы я умерла медленной страшной смертью?
Нет, настоящий ад — вот это: когда в кошмарную безысходность попадает не кто-то другой, а лично ты, — содрогнулся Маса. Выполнить страшную просьбу и отказать было одинаково немыслимо.
— Господь милосердный, спаси нас и помилуй! — вздымала руки к черному небу мисс Турнип.
Улица уже опустела. Толпа умчалась в поисках спасения туда, где ночь еще оставалась черной. На мостовой валялись деревянные сандалии, шляпы, брошеные вещи. Пожар надвигался с трех сторон.
Маса потрогал в кармане «браунинг», который взял с собой на всякий случай — но уж точно не на такой.
— Господи, яви чудо! Пошли Своих белых ангелов-спасителей! — надрывалась богомолица.
И вдруг — Маса не поверил глазам — в зазоре между двумя ближайшими домами, один из которых уже вспыхнул, а второй еще нет, возникло несколько фигур. Нет, не белых — черных, но то явно были спасители. Они начали очень ловко и быстро крушить баграми и кирками еще не загоревшееся строение — чтобы замедлить распространение огня. Командовал ими кто-то высокий, с белой повязкой на голове — будто с нимбом.
Пожарные, это пожарные! Хоть кто-то в этом распавшемся мире думает не только о себе!
— Сюда! Пожалуйста, сюда! — закричал Маса.
Человек в повязке оглянулся, подошел. Вблизи стало видно, что это не пожарный. За поясом торчал танто в ножнах из кожи ската, на белой повязке алел солнечный круг и было написано «Хиномару-гуми». Раз «гуми» и короткий меч за поясом — это якудза. Маса припомнил, что во времена его юности в Токио был клан с названием «Хиномару». Должно быть, расширил территорию или вообще перебрался в Иокогаму.
Предводитель был молод, статен, густобров и горбонос — такому впору играть героев на сцене Кабуки. Он присел на корточки, попробовал сдвинуть обломок стены, покачал головой, крикнул своим:
— Эй, все сюда!
Подбежали остальные. Вожак скинул куртку с той же надписью, что на повязке. Тело у него было поджарое, мускулистое, всё в затейливых разноцветных татуировках. Самая большая — усатый единорог Кирин, поборник справедливости и враг всяческой неправды.
— Двое — упритесь ломами! Саперную лопатку мне!
Полез под руины. По камню заскрежетал металл, балка чуть дрогнула.
— Поднимай!
Минуту спустя расцарапанную, но в остальном вполне целую старуху вытащили из ловушки.
— Благодарствуйте, господин Сандаймэ, — поклонилась она спине с Кирином — чудесный спаситель уже удалялся. Его люди вернулись доламывать соседний дом.
— Кто это? — спросил Маса.
— Вы наверно нездешний? Это Сандаймэ, оябун нашего иокогамского клана «Хиномару».
«Сандаймэ» означало «третий в роде». Стало быть горбоносый молодец унаследовал свой возвышенный статус от отца и деда. Этим, видно, и объяснялась его молодость.
— Что ревешь? — накинулась свирепая старуха на мужа. — Бежим отсюда, идиот, пока не сгорели!
Она уволокла своего подкаблучника, а к Масе пристала мисс Турнип.
— Кто эти святые люди? Монахи?
— Это якудза. Настоящие якудза, — ответил Маса, гордясь своим происхождением.
— Скажите им, что я хочу остаться с ними. Я им пригожусь. На войне я работала в лазарете сестрой милосердия. Переведите!
— Дорогая мисс Турнип, якудза — это не монахи, это бандиты, — объяснила ей Наоми. — От них лучше держаться подальше.
— В Писании сказано: «Кто о ближних своих более, чем о себе, помышляет, с тем и Бог», — ответила на это миссионерша. — Желаю вам благополучно найти дочь, миссис Тревор. Я остаюсь.
