– Ну и все, беспокоиться нечего! – отрезала Инга и отвернулась от нас всех.
Вилли уже явно стремился нас спровадить, едва не пинал под толстый хвост сукра, но я схватилась рукой за рукав его куртки. У меня оставался еще один, едва ли не самый важный вопрос.
– Вилли, – начала я. – Или называть тебя Игнаций?
– Да неважно. Что, Дея?
– Я хочу спросить насчет своей дочери. Она ведь, получается, твоя сестра?
– Да, сестра. Любимая сестра, – каким-то особым, теплым голосом сказал парень. – Но все остальное я тебе уже рассказал.
– Да. Но теперь скажи то, о чем умолчал, пожалуйста! Я чувствую, что с ней что-то не так, и просто с ума схожу от неизвестности.
Лицо Вилли много чего отразило: вначале он точно хотел как-то вывернуться, но потом вздохнул и сказал:
– Параклея всегда очень любила и любит тебя, Дея. А мой отец, говорили, когда-то и вовсе был словно одержим тобой. После твоей смерти он точно был не в своем уме, потому что однажды позвал к себе Параклею, шестилетнюю девчонку, и спросил, хотела бы она порадовать мамочку, когда однажды ты вернешься. Конечно, девочка ответила, что очень хотела бы. И властитель предложил ей никогда отныне не покидать дворец, чтобы не меняться. Тогда ты, вернувшись когда-нибудь, найдешь свою дочь такой же, какой оставила. Параклея не только пообещала, но и поклялась на кентроне. Отец – человек переменчивый, наверняка позднее он и сам пожалел о своей дикой просьбе, но клятву нарушить было уже нельзя.
Меня замутило от ужаса.
– Моя дочь навсегда осталась шестилеткой?
Вил помотал головой:
– Нет, только физически, конечно! Умственно она развивалась, как и положено, много читала, овладела, наверно, всеми науками обоих миров. Честно сказать, я никого не встречал мудрее и глубже в суждениях, чем она. Но внешне, да, она осталась ребенком.
Утешил, ага. Мне стало еще хуже, если бы не Сашкина рана, рванула бы в Блишем прямо сейчас. Страшно поверить, что моя дочь много веков заперта во дворце и в собственном теле.
– Летите уже! – не выдержав, взмолился Вилли, и сукр немедленно взмыл почти вертикально, поднялся, наверно, выше облаков. Но все равно с земли его заметили, что-то заорали, стали наводить луч прожектора и фотографировать, конечно. Хорошо хоть не стали палить, а то я уже невольно поджала ноги.
К счастью, совсем скоро пес кругами начал спускаться на какую-то поляну в нашем лесу. А рядом уже завывала сирена «неотложки». Ладно, скажу, сдуру пошли гулять поздним вечером в лес, а из-за деревьев в нас кто-то и пальнул.
Я онемевшими от холода руками кое-как отвязала Саню, уложила его на жухлую скрипучую траву. Сукр тут же испарился. Сашка что-то проговорил, я не расслышала и наклонилась к нему:
– Что?
– Завтра мир изменится, – повторил он.
– Почему? Эй, ты что, бредишь? – всполошилась я.
– Пока нет. Просто завтра в интернете запестрят фотки летающего пса, и весь мир узнает, что непостижимое все же существует.
– Ну и ладно. – Я слишком измучилась, чтобы еще волноваться о мире. – Лишь бы не с нами на спине.
– Ага. Главное, чтобы наш мир не рассыпался, верно, Данка? Ты ведь не убежишь от меня в этот ваш Блишем?
– Он не мой. Мне нелегко там жилось. Но побывать все же придется.
Тут нас нашли санитары. Потом была больница, операция, во время которой я сидела на кушетке под операционной. Звонок от Вилли – с Кимкой все было в порядке, она уже приходила в себя. Звонок дятловской маме и Кимкиным родителям – пришлось отчаянно врать. Наконец мы с Сашкой остались одни. Вилли на прощание, как оказалось, успел сунуть мне в карман пачку денег, так что я сразу договорилась насчет отдельной палаты. И мне разрешили посидеть с другом, пока он не уснет, – наркоз был местный, но врач вколол ему снотворное напоследок.
– Я сопротивлялся, – сообщил мне Дятлов по этому поводу. – Но доктор меня одолел.
– Ну и хорошо. Тебе нужно отдохнуть.
– А как же ты? – Из-за шутливого тона прорывалась настоящая тревога. – Мне страшно оставлять тебя без присмотра, вдруг успеешь еще во что-нибудь влипнуть. Поклянись хотя бы, что будешь рядом, пока я немного не оклемаюсь.
– Клянусь, что не выйду за двери больницы, – сказала я.
– И никогда не сбежишь в другой мир? Поклянись уж заодно и в этом.
– Не знаю, – вздохнула я. – Инга говорила, что смертным нет места среди бессмертных.
– Так могу укусить, не проблема, – потянулся ко мне Сашка.
– Ложись, не делай резких движений! – перепугалась я, помогая ему снова опустить голову на подушку. Какое-то время мы так и пробыли щека к щеке. Я решила, что Сашка уснул, но, стоило мне медленно отстраниться, он открыл глаза и спросил:
– Почему тот тип, твой прежний жених, убил тебя?
Словно раскаленные тиски сомкнулись на моем горле, я едва смогла выдавить:
– Я не знаю. Думаю, ревновал, не смог простить, что я стала женой другого.
– Дикие нравы, – повозил головой по подушке Саня. – А, еще забыл спросить: ты вспомнила, кто такой Артур Кныш?
– Да, это просто один из всадников из юности Деи… моей, – с готовностью ответила я. – Он вроде как был влюблен в меня.
– Кошмар, – с закрытыми глазами резюмировал Дятлов. – Просто дьявольская конкуренция. Начинаю слегка тревожиться…
В следующий миг он уже спал.
– Не нужно волноваться. – Я наклонилась, поцеловала его в слегка приоткрытые губы. – Ты мой единственный выбор, и никакой конкуренции.
Я встала, прошлась пару раз туда-сюда по квадратной палате, глубоко втягивая в себя воздух и прижимая руки к груди, чтобы удержать там бушующее сердце и собраться с духом.
Я в самом деле не знала, почему Орлик убил меня. Я даже не понимала, каким образом он это сделал. Но очень скоро буду это знать, вот пусть только Сашка уснет покрепче. И мне даже не придется нарушать данное ему слово: я не покину больничное здание. Я только прогуляюсь по хирургическому отделению и загляну в другую палату. И задам эти вопросы тому, кого прежде называла Артуром…
