Когда спустился и вышел на улицу, то первым делом устроил смотр своей свиты. В выявлении возможных недочётов я надеялся, прежде всего, на опыт Пахома, а не на своё представление, как должны выглядеть люди, участвующие в таком мероприятии, как коронация нового императора. Старого дворецкого для этой инспекции я привёл с собой, сняв его временно с дежурства у телефона. Пахом не нашёл больших огрехов в нарядах моей свиты. Даже Первухин отделался только одним замечанием на не совсем правильно надетую фуражку. А всё потому, что при моём появлении он, даже не снимая фуражки, просто нахлобучил ее, закрывая козырьком свой модный чуб. Одним словом, проверку опытного знатока дворцового этикета и формы одежды посетителей дворца императора ребята прошли. И я с лёгким сердцем скомандовал:
– По машинам.
Как обычно, в автомобиле, когда мне не мешал Кац, я по фронтовой привычке дремал. А сейчас мой друг сидел на переднем сиденье, откуда вести наши не предназначенные для чужих ушей разговоры было нельзя. Хотя, конечно, водитель Григорий был проверенным человеком и допускался до многих секретов, но тайну, что мы не из этой реальности, мы с Кацем блюли строго и говорили о планируемых мерах по коррекции истории только наедине. Так что когда я уселся в одиночестве на заднее сиденье «Паккарда», то через пару минут уже задремал, так что мне показалось мгновением то время, которое мы добирались до места встречи с джигитами Ингушского полка и конными ординарцами, исполняющими роль камер-казаков. В какой бы прострации я ни находился, но фронтовая привычка сработала мгновенно, как только «Паккард» остановился. И как на фронте, я не остался в салоне автомобиля, а, выбравшись, начал раздавать указания, как раньше делал у себя в корпусе.
Наверное, я был несколько неадекватен, когда вышел из мягкого салона «Паккарда», так как с ходу начал указывать, кто за кем будет двигаться, не обращая внимания на подходящих ко мне господ. Только когда ко мне обратился один из господ, я посмотрел на этого наглеца, посмевшего без разрешения охраны или адъютанта приблизиться к императору. Посмотрел и чуть не потерял равновесие, слава богу, что ещё не захлопнул автомобильную дверь и смог на неё опереться. А увидел я, что ко мне обратился с приветствием барон Штакельберг. Обер-церемониймейстера двора я ожидал увидеть, только когда доберусь до Зимнего дворца. Именно там я собирался неукоснительно следовать всем церемониям, о которых мне рассказал барон. А до этого действовать так, как себе представлял безопасный проезд в городских условиях командир кавалерийского корпуса. Расставить сопровождающих кавалеристов не для помпезного проезда по городу, а для эффективного отражения нападения на царский кортеж. И вот мой замысел летит в тартарары. Ничего не попишешь, главным в вопросе соблюдения церемонии является барон, как он скажет, так и придётся делать. Я подумал, что зря выбрался из автомобиля. Сидел бы себе и дремал, как истинный монарх, в тепле и уюте. Так нет, не захотел быть оловянным солдатиком, решил показать, что я сам без всяких подсказок способен добраться до Зимнего дворца. Тупила, для тебя это игра, а люди этим живут, и коронация императора – венец их карьеры. Тот же барон Штакельберг всю жизнь готовился стать обер-церемониймейстером двора и провести на высшем уровне церемонию обряда помазания и венчания на царство нового императора. Вот он и старается, как может. Посчитал важным связаться с командиром Ингушского полка и лично принять участие в церемонии сопровождения кортежа императора.
Я с сочувствием взглянул на барона, у которого на глазах разрушился один из постулатов церемонии венчания на царство нового императора. Всё должно быть как в старину – царь обязан в день коронации передвигаться в карете или верхом на богато убранной лошади, а тут новомодная штучка – автомобиль. У многих истинно православных автомобиль считался порождением дьявола. И помазанник Божий в такой святой день должен держаться подальше от вонючего дьявольского порождения. Этими словами барон убеждал меня в день коронации для переезда из Гатчины воспользоваться семейной парадной каретой. А я убеждал его, что сейчас новые времена и на такие большие расстояния все коронованные особы Европы передвигаются на автомобилях. Чем же русский царь хуже европейского монарха? Но зацикленного на традициях барона Штакельберга я так и не переубедил, пришлось пообещать прибыть в Зимний дворец в карете, как поступали цари из династии Романовых. То есть получалось, я обещал в этот день пользоваться в поездках только каретой или верховой лошадью, а на самом деле меня возят в автомобиле.
Вот какие мысли у меня возникли, когда я увидел барона. Чтобы объяснить поборнику традиций, почему я в день коронации передвигаюсь на автомобиле, я рассказал барону о нападениях террористов сначала на императорские кареты, которые в настоящий момент обезображены пулевыми пробоинами. А одна залита кровью моего адъютанта, который героически погиб в этом бою. Террористы не успокоились и ночью напали на мою резиденцию, но встретили достойный отпор. Каретам опять досталось, и теперь они совершенно не пригодны к использованию. Пришлось ехать на церемонию в автомобиле, а не в карете. Мой рассказ произвёл должное впечатление на обер-церемониймейстера двора, и барон Штакельберг начал меня успокаивать и говорить, что, несомненно, Михаила Второго охраняет сам Бог, и Провидение указывает, что в традицию венчания на престол нужно вводить новый элемент – передвижение венценосца на автомобиле. Услышав такие слова от обер-церемониймейстера, я поменял о бароне мнение. Раньше мне казалось, что эту покрытую мхом традиций скалу не сдвинуть никакими аргументами, а оказалось, что барон вполне вменяемый человек и адекватно воспринимает сложившиеся обстоятельства. Решив вопрос, что на церемонии, даже в Исаакиевский собор, Михаил Второй поедет на автомобиле, а не будет ждать, когда из Царского Села пригонят парадную царскую карету. Обговорив с бароном ещё несколько вопросов, я приказал стоявшему невдалеке командиру Ингушского полка подчиняться по вопросу построения сопровождающих автомобили кавалеристов барону Штакельбергу. После чего, не обращая уже никакого внимания на поднявшуюся суету, забрался в «Паккард». Решил больше не устанавливать свои правила, а стать настоящим оловянным солдатиком и, пускай механически, делать всё, что положено по этой овеянной временем церемонии.
Пока стояли, ожидая отмашки барона Штакельберга, я ещё раз проинструктировал водителя двигаться по городу не более семи миль в час (по спидометру «Паккарда»). При такой скорости лошади будут двигаться спокойно, а публика, которая, несомненно, соберётся посмотреть на кортеж императора, будет в восторге. Закончив давать инструкцию Григорию, я окончательно успокоился и, сказав Кацу, чтобы меня ничем не отвлекал, занялся аутотренингом. Начал забивать все эмоции глубоко внутрь, чтобы наверняка превратиться в нечто похожее на киборга, выполняющего заложенную в него программу. Мерное, неторопливое движение автомобиля весьма этому способствовало.
Когда «Паккард» остановился напротив парадного входа в Зимний дворец, я уже довёл себя практически до состояния зомби. В душе были пустота и равнодушие. Предстоящая церемония совершенно не волновала. От Михаила осталась только внешность и знание того, что нужно делать в определённый момент времени. Одним словом, остались одни механические функции вступающего на престол монарха. Казалось бы, при таком объекте для проведения прописанных действий не должно быть никаких отступлений от прописанной церемонии, но они всё равно начали происходить. Барону Штакельбергу приходилось всё время быть настороже и не удаляться от Михаила дальше, чем на пару шагов, чтобы при моих неверных действиях вовремя направить главное лицо церемонии в нужное русло. И я под воздействием самовнушения безропотно ему подчинялся.
