– Ты куда?
– В штаб. Ночью бомбили Берлин, привезли результаты вылета.
– Ты хотя бы позавтракай, кофе горячий!
– Угу, попроси все сделать, я сейчас вернусь, будут гости.
Но вернуться в домик не получилось! Тут же позвонил Филин и приказал ехать в Кремль. И это в шесть утра! Голованов и майор Байзуков уснули по дороге в Кремль, как только коснулись сидений в машине. В кабинете Сталина от звезд с лавровыми листьями просто тесно. Все требуют отдать под суд Филина, кроме нескольких отдельных товарищей. Дескать, могучим ударом, как действовали над Берлином. Шашки вон! Марш, марш! В атаку! Авиация – это часть армии, и она виновата в том, что на направлениях главных ударов немцам удалось продвинуться на 16–40 километров в первый день. Вместо того чтобы руководить войсками, все маршалы вернулись в златоглавую. Недостаточно активно используем главную силу авиации: тяжелые, средние и фронтовые бомбардировщики. Увлеклись авиаторы азартными воздушными боями, а на нужды войск хрен положили! В Ставку я не заглянул, и чем сейчас занимается авиация не в курсе.
Сталин прохаживается по кабинету, следит только за порядком, чтобы выступали по одному. Каждому было предоставлено слово. Промолчали двое из пяти: Шапошников и Буденный. Больше всех разорялся Кулик. Он находился на южном фланге, причем в тылу, за Ростовом, отвечал за южное направление. Буденный командовал на Юго-Западном, Ворошилов на Северо-Западном, Западным командовал Тимошенко. Филина еще не посадили, как нас. Мы сидели у стеночки на стульях, а он стоял у основания т-образного стола Сталина. В общем, действуем из рук вон плохо, солдата не вдохновляем, какой козел отменил барражирование? Солдат должен чувствовать заботу о нем командования, и эта забота должна ему в ухо жужжать! Я недоуменно смотрел на Сталина, а он иногда посматривал на меня. Филину слова он не предоставлял. Он явно кого-то ждал. Затем снял трубку телефона и коротко сказал: «Да». Видя такую реакцию «великого кормчего», я ожидал чего угодно, вплоть до ареста Филина, или нас обоих. Лишь присутствие Голованова немного успокаивало. Я помнил, что он впоследствии стал главным маршалом авиации и был в очень хороших отношениях с вождем. Но это было позже, по меркам военного времени: много позже. Для того, чтобы «втереться» в доверие Сталину, ему пришлось в октябре того сорок первого вспомнить свое чекистское прошлое, отловить на дорогах в Куйбышев сбежавшее «правительство СССР» и вернуть его в Москву, под угрозой маузера и расстрела на месте, и жестко расправиться с мародерами и паникерами в Москве во время первого наступления немцев на Москву. После этого человеку трудно не доверять.
Но, вместо наряда НКВД, в кабинет вошли генералы Жуков и Смушкевич. Их вызвали из Минска. Сталин явно дожидался их прилета. На Смушкевиче реглан, шлемофон повис на воротнике сзади. Жуков, несмотря на лето, в шинели, сильно помятой сзади и на полах от парашюта. Видимо, добирались на самой быстрой машине. Доложились о прибытии.
– Здравствуйте, товарищи генералы. Присаживайтесь. И вы, генерал Филин. В ногах правды нет.
Пока вошедшие устраивались, Сталин рукой пригласил Шапошникова встать. Тот подошел к планшету, раздвинул шторки, чуть подтолкнул его вперед, подвигая ближе к столу. Нам эту карту смотреть было не положено. Вообще непонятно: зачем нас тут держат. В течение пятнадцати минут Борис Михайлович рассказал обстановку на всех фронтах, причем начал с Закавказского. Затем задернул шторки и вернул планшет на место.
– Теперь заслушаем генерала Никифорова по вопросу бомбардировки Берлина.
Я так же коротко, как Шапошников, рассказал о полученном приказании, особо подчеркнув политическую составляющую этого удара.
– Товарищ Верховный Главнокомандующий подчеркнул: «Оставлять безнаказанными попытки бомбежки наших городов нельзя!» Плюс, я считаю, что в случае неудачи своего наступления немцы могут воспользоваться большими запасами своего химического оружия, запрещенного к применению на конференции в Женеве. Имея досягаемую для нашей авиации столицу, они вряд ли решатся на такой шаг. Поэтому для налета мною были избраны два полка скоростных пикирующих бомбардировщиков, дальность которых позволяла совершить налет на Берлин и вернуться на ту же базу. В налете принимало участие 152 бомбардировщика и 12 тяжелых истребителей сопровождения. Общая бомбовая нагрузка составила 228 тонн. Целями для бомбардировки стали правительственные кварталы в Берлине. Так, чтобы всем жителям Германии было понятно, что это наш ответ на неудачную попытку покушения на товарища Сталина. Ударам подвергнута Рейхсканцелярия, бункер Гитлера, Управление люфтваффе и Управление гестапо, расположенные на одной улице: Вильгельмштрассе. О результатах могут доложить непосредственные участники налета: полковник Голованов, он выполнял этот полет штурманом головного самолета-осветителя, и майор Байзуков, который также летел штурманом на замыкающем самолете-разведчике. Он снимал этот район и выбросил полторы тонны листовок, уведомляющих жителей Берлина, что удар нанесен авиацией СССР. И о причинах его нанесения.
– Прошу вас, майор!
Байзуков раздал маршалам и Сталину аэрофотоснимки до и после удара. Снимки уже были «подняты»: отмечены ориентиры на всех снимках, выделены цели, стояли отметки о вскрытых батареях ПВО и осветителей. Над ними поработали штурмана наведения.
– Хочу отметить, что удары нанесены точно, лишь восемь зданий-не-целей пострадало от бомбежки. Наибольшие разрушения отмечены в кварталах Рейхсканцелярии и министерства авиации. В здании гестапо – сильный пожар. Налет удалось провести внезапно, прожекторы и заградительный огонь немцы опоздали поставить. Непосредственно над целью ни один самолет не был поврежден. Но оборона там сильнейшая. В наборе повреждения получили одиннадцать самолетов. Два из них упали на территории противника. Один экипаж потерян безвозвратно, судьба еще троих членов экипажа другого самолета – неизвестна.
– Спасибо, товарищ майор. Мы вас больше не задерживаем. Подождите остальных у секретаря.
– Есть! – ответил майор и вышел из кабинета.
– Что можете сказать о налете вы, товарищ Голованов. В плане подготовки и проведения.
– Хочу отметить сразу, что времени на подготовку у меня практически не было. Утром 22-го меня вызвали в Чкаловск и поставили задачу обеспечить штурманскую часть этого налета. Предлагалось два варианта, один из которых был явно дан чисто для того, чтобы понять, что этот вариант – единственно возможный. Но все экипажи никогда над морем не летали, тем более ночью. Поэтому пригласили нас помочь с ориентированием. Всего от 212-го полка в вылете принимало участие семнадцать человек, все вылетели штурманами у ведущих «девяток». С самолетами СПБ мои люди не были знакомы, поэтому мы использовали только штурманский состав. Тем не менее я, как летчик, сумел опробовать эту машину в воздухе, подменив командира во время перелета над морем. У машины есть автопилот и проход справа, куда командир может спуститься. Удобнее, чем на ДБ-3ф. Там приходится сидеть за штурвалом весь полет, и, в случае ранения или гибели командира, штурман не может его подменить. Машины, на которых летели мы с майором, имеют радиолокатор, который может работать по воздуху и по земле. ДБ такого оборудования не имеет. Еще на земле мне объяснили, что ориентиром для меня будет Маршальский мост через Шпрее, который будет отчетливо виден на экране локатора. Так и было. Я определился и направил остальных именно по мостам. Визуально немцы применили маскировку и кварталы выглядят с воздуха не так, как в действительности. Камуфляж изменяет их до неузнаваемости. А мост выдает их с головой. Мы вывесили серию осветительных бомб, и остальным машинам было удобно пикировать и бомбить. Часть машин, шесть штук, вместе с бомбами взяли с собой ракеты, с помощью которых подавляли работу прожекторных батарей. Очень эффективное оружие. Ну, а о силе обороны немцев могу сказать одно: бомбить с горизонтали там практически невозможно. Времени на прицеливание тебе попросту не дадут. На отходе пикировщики попали под сильный зенитный огонь в окрестностях Берлина у аэродрома Темпельхофф и Мауэр-парка. Здесь моя недоработка, товарищ Сталин. Я дал команду после выхода ложиться на обратный курс, а требовалось в набор идти курсом «сто» до окружной дороги, и там уходить на Свенемюнде. Но эту команду я дал до атаки, тогда там тихо было. Когда набрали высоту, то немцы нас перехватить смогли только один раз на встречном курсе у Пренцлау. Но «лидеры», кроме локатора, имеют мощное пушечное вооружение в носу: четыре пушки. Пилот моего самолета в лобовой атаке сбил немецкий перехватчик. Атак сзади не было, мы отрывались от противника, имея скорость на 40–50 километров больше. После ухода в море ход сбросили и пошли экономическим. Шести поврежденным самолетам я позволил выйти из строя и следовать к ближайшему нашему аэродрому. Выделил четыре самолета сопровождения. Истребители сбили двух перехватчиков. У них локаторы есть штатно на всех машинах. Что касается налета… Я бы разбил полки на более мелкие группы и атаковал бы большее количество целей. Но такой задачи не ставилось, действовали по заданию. Считаю необходимым держать на трассе полета несколько подводных лодок, чтобы подбирать подбитые экипажи.
