Он посмотрел в сторону Камнеломова, заулыбался злорадно. Подошел Лавров, отряхивая ладони.
– Кажется, – сказал он с сомнением, – выволокли почти все… А вот ту кучу завтра, уже руки отваливаются. Когда только вы и насобирали столько рухляди? Думал, только я такой запасливый, пещерными комплексами маюсь…
Южалин предложил:
– Вызываю уборщиков мусора?
– Здесь на три самосвала, – сказал Ксрпов. – Думаю, лучше сжечь. Мебель и кресла точно сгорят, оплатим один самосвал вместо трех, по закону Мура. К тому же огонь… это красиво!
– И будем похожи на яростных и непокорных, – добавил Влатис, – презревших грошовый уют!.. Может, и неолуды обойдут стороной, когда увидят, что свое научное оборудование сами сожгли, как Гоголь рукописи.
– Можем и человека сжечь, – сказал Уткин. – Диану, к примеру. Она точно ведьма! Простые женщины не бывают такими ослепительно красивыми.
Диана высокомерно улыбнулась, подкат слишком очевиден, а Карпов сказал с сочувствием:
– Психологини все ведьмы.
– Ведьм всех сожгли, – напомнила Диана. – Теперь их нет! Только психологи.
Полдня потеряно, подумал я кисло, вот такая у нас жизнь, все что-то отвлекает от ясной и четко поставленной цели. Нет в нас искусственного интеллекта, а только животные инстинкты, чуточку заточенные в неокортексе, а в остальных местах во всей животной красе, как видно по разгулу народной стадной воли.
Шенгальц притащил канистру с бензином, и как только закончили громоздить кучу, с торжеством облил и поджег, объяснив высокопарно, что это жертва языческим богам и уступка неолудам, что тоже темные язычники.
– Отречемся от старого мира, – сказал он словами Библии, – отряхнем его прах с наших ног… Прыгать через костер будем?
– Зачем?
– Традиции, – пояснил он. – Неолуды за своих примут. Скажем, что мы язычники.
– Родноверы, – уточнил Карпов.
– Родноверы, – согласился Шенгальц. – Вдруг да не растаешь, как Снегурочка?.. Хотя с такой жопой не попрыгаешь.
– У тебя самого жопа, – сказал Карпов обидчиво, – а у меня афедрон!.. Тут такой костер, что могут штраф впаять.
– А чего неолудам не впаивают?
– Им попробуй! А мы законопослушные. Кто везет, того и погоняют. Гарольд Анатольевич, там подвал вроде бы длиннее, чем был раньше?
– Показалось, – заверил я. – Иллюзия. Аберрация пространственно-временного континуума. Не обращайте внимания. Все устаканится.
– Либо нас устаканят, – буркнул он. – Шеф, вы человек предусмотрительный! Скоро в самом деле начнем прятаться по подвалам!
– Не накаркай, – сказал Карпов с тревогой.
Костер взвился на уровень третьего этажа, Камнеломов раздал самым надежным огнетушители, ходил и покрикивал, следил за порядком во время исполнения общественно опасного ритуала.
Когда огонь утих, только черный дым все еще поднимается в небо, словно и у нас горит не сломанное офисное оборудование, а шины, Камнеломов командным голосом велел строиться и топать за ним. Можно с барабаном и песней.
В конце недели на новостном экране промелькнуло старинное здание Центрального Телеграфа, запятнанное черными кляксами от коктейлей Молотова.
Копоть сползла даже на асфальт, бригада рабочих очищает стены медленно и нехотя. Это понятно, чем человек ниже по интеллектуальному уровню и социальной лестнице, тем больший революционер и ниспровергатель существующих порядков. Не исключено, что кто-то из соскабливающих копоть ночью в маске как раз и швырял бутылки с зажигательной смесью в это здание, массивное и величественное, как и надлежит символу власти.
Сюзанна появилась на экране строгая и собранная, даже голос прозвучал с металлическим оттенком:
– Шеф, с вами хочет говорить генерал Шляхоцкий. Я проверила, это командующий расположенной в Подмосковье дивизии, под его управлением весь Юго-Восточный округ.
– Ого, – ответил я обреченным голосом. – Ну почему я не мышь, чтобы меня никто и не замечал вовсе…
– Включаю!
На экране появилось крупное мужское лицо, отодвинулось, давая возможность охватить взглядом фигуру целиком.
Что генерал, Сюзанна могла бы и не говорить, по лицу и фигуре видно не только, что военный, но и что из высшего эшелона власти. Такие обычно вырастают из семей кадровых офицеров, где понятия чести и долга впитывают еще с молоком матери, а потом только укрепляют и цементируют.
Крупный, жилистый, без тени улыбки на суровом лице, с жестким ртом и блестящими глазами под сдвинутыми кустистыми бровями, он сказал сразу:
– Гарольд Анатольевич, я говорю от Комитета Общественного спасения. Нет-нет, не какая-то новая структура. Ряд военных и полувоенных организаций объединились, сплоченные единой целью. Так что у нас в самом деле реальная сила, а не просто скопище возмущенных граждан, с которыми вы имели дело раньше.
Я ответил с настороженностью:
– Представляю. Особенно если в ваших руках какая-нибудь военная база…
– И не одна, – подчеркнул он. – Три хорошо охраняемых склада в Подмосковье, где хранится оружие. Всякое, разное. От винтовок до танков и бронетранспортеров. Не хотелось бы доставать и применять.
– Нам тоже не хотелось бы, – ответил я.
Он сообщил коротко:
– Сейчас проезжаю в пятнадцати минутах от вашего офиса. Давайте заскочу на пару минут, поговорим? Возможно, нам удастся достичь компромисса, чего не сумели сделать другие?
Я сглотнул ком в горле – этот гад знает про переговоры с Краснокутским и Ивашенко, ответил как можно вежливее:
– Заезжайте. Мы вообще гостям рады.
Он кивнул и отключил связь, а я объявил по общей связи:
– Генерал Шляхоцкий настоял на личной встрече! Это серьезный противник. Покруче тех, кто вел какие-то вялые переговоры. Приготовьтесь!..
Огромный экран раздробился на дюжину мелких, везде появились лица сотрудников.
Карпов спросил, опережая остальных:
– А он точно противник? Армия вроде бы в стороне?
– Армия и должна быть в стороне, – подчеркнул я, – но в общественное сознание кто-то умело всобачил мысль, что единственные нарушители спокойствия и порядка – мы. Тянем мир в непонятную и опасную сингулярность! И если мир войдет в угрожающую стадию беспорядков, армия предпочтет принести в жертву нас, зато везде воцарится мир и покой.
Барышников поинтересовался угрюмо:
– Что сделать нам?
Я пояснил:
– Генерал должен видеть то, что нужно. Ты, Михаил, будешь играть в танчики или бегалки, а ты, Аня, в тетрис, как и положено глупой, но красивой женщине.
Анна промолчала, только чуть обиженно поджала губу, все-таки среди умных мужчин лестнее быть умной, чем просто красивой, а Карпов спросил бодро:
