– Он был здесь на днях, – впечатленно сказала Ада.
– Он мне понравился, – воскликнула Хедвиг.
– Сначала мне, – с энтузиазмом добавила Ада.
Чем бы Данте ни занимался здесь, он не прилагал ни малейших усилий, чтобы вести себя незаметно, и двигался с присущей ему беспечностью в начале XX века. Чувства переполняли Лину. Как долго она твердила себе, что это правильно – никогда больше не видеть Данте? Только сейчас она почувствовала, как сильно ей не хватает его компании. Она подняла руку, чтобы дать ему знать о своем присутствии, как дрожащий крик заставил ее остановиться. Она обернулась и увидела лицо госпожи Полле, которое, казалось, состояло только из зубов.
– Воды, – кричала она. – Принесите воды.
Кусок ткани, которым Лина только что занималась, загорелся. Лина забыла про утюг. Желтое пламя дернулось и перекинулось на стопку незаконченных простыней. Густой дым мгновенно заполнил комнату. Лина бросилась к столу и панически старалась потушить пламя наволочкой. Искры разлетелись по комнате, копоть закружилась по воздуху, когда на них обрушился шквал воды. А затем еще один. Сначала слева, потом справа, потом все быстрее и быстрее. Пока все не промокло. Лина, пол – просто все. Через несколько минут пожар был потушен. Госпожа Полле скрестила руки на груди. Лина догадывалась, к чему это приведет.
– Вы можете идти, – сказала она, с трудом подавляя гнев.
Она сделала долгую паузу, словно ей предстояло справиться с напастью.
– Все, кроме Лины.
39
Ночная деятельность
Лина была близка к тому, чтобы расплакаться. Под беспощадным надзором госпожи Полле Лина драила, протирала, выжимала, чистила и натирала до позднего вечера, пока прачечная снова не засияла в прежнем блеске. Ее руки опухли и сморщились от воды. Жесткое мыло въелось в кожу. Когда госпожа Полле наконец отпустила ее, повозка, конечно же, давно исчезла. На заднем дворе было безлюдно. Больше никаких следов Данте.
Измученная до смерти, Лина добралась до своей комнаты. Ада и Хедвиг не потрудились скрыть свое злорадство.
– Такое ни одному мужчине не понравится, – услышала она шипение Ады. Или это была Хедвиг? Ей с трудом удавалось различать их.
– Как будто это важно, – возмущенно возразила Лина.
Обе девушки бросили на нее уничижительные взгляды. Для них не существовало иного будущего, кроме как найти мужа или работодателя.
– Я уверена, что она окажется в сточной канаве, – сказала одна преувеличенно громко, как будто Лины вообще здесь не было.
– Или среди суфражисток
[11], – добавила другая. Это звучало так, словно это было самое страшное преступление, которое могло быть совершено женщиной.
Совершенно обессиленная, Лина опустилась на кровать. Враждебный шепот с соседних коек постепенно убаюкивал ее. Она нашла Данте и снова потеряла. Все болело, внутри и снаружи. Одна лишь мысль о том, что Бобби рядом, утешала ее. Она была искренне впечатлена тем, что ее подруга нашла ночлег и работу и, полная любопытства, без страха пустилась в авантюру.
Было еще темно, когда она резко подскочила. В полусне Лина поняла, что на заднем дворе происходят странные вещи. Она услышала шаги, голоса и грохот. Дрожа, она поднялась и на цыпочках прокралась к окну. Луна бросала бледный свет на двор и на двух мужчин, расхаживающих по площади, как воры в ночи. Один, видимо, случайно опрокинул жестяное ведро.
– Не знаю, – сказал приглушенный голос. – Давай лучше вернемся.
– Попробовать стоит, – сказал голос. – Что ты теряешь?
Ошеломленная, Лина узнала Венделина Веннингера, знаменитого аптекаря. За ним по двору на костылях тащился поразительно длинный и худой человек, который был одет в эксцентричный кожух с толстой меховой отделкой, словно тощий был русским князем. Из темноты к ним приблизилась третья фигура, чтобы встретить ночных посетителей. Лина вздрогнула: в мерцающем свете она узнала светлую голову Данте.
Внезапно он остановился. Что-то его смутило. Он поднял голову и посмотрел вверх, на фасад школы домохозяек. Почувствовал ли он ее присутствие? Лина молча пыталась дать о себе знать, не разбудив Аду и Хедвиг. Она размахивала руками и неистово жестикулировала, но взгляд Данте скользнул по ее окну, он ничего не заметил. Снаружи часы пробили полночь. К ожидающим присоединялось все больше людей. Лина замерла. Что происходило на заднем дворе в этот поздний ночной час? И какое отношение к этому имел Данте? Данте. Именно Данте. Сначала ящики, теперь это странное собрание.
Лина больше не могла сидеть в комнате. В темноте она проскользнула через дверь на роскошную лестницу и теперь была рада, что прежде полностью одетая провалилась в сон. Не хватало только туфель. Дом и его 46 обитателей крепко спали. Лунный свет, пробивавшийся сквозь свинцовые стекла и отбрасывающий на стену странные тени, был единственным ориентиром. Ступая босыми ногами по мягкому ковру, она осторожно направилась к выходу, но обнаружила, что входная дверь плотно заперта. Как и все остальные двери. Она оказалась в ловушке.
Вернувшись в комнату, она положила подушку на подоконник, оперлась на нее и стала ждать. Луна спокойно плыла по небу, две кошки кричали, часы отбивали удары. Снова и снова. Двор словно был пуст. Что бы здесь ни происходило или ни произошло, она это пропустила. Люди не вернулись. Был ли там второй выход? Куда делись мужчины? В какой-то момент Лина, обессиленно прислонившись к подоконнику, заснула, даже не приблизившись к ответу на свои вопросы.
40
Дневник
Бобби чувствовала себя одновременно Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном со щепоткой Джеймса Бонда. Ей нравилась ее новая жизнь в качестве агента под прикрытием. На рассвете она, как и все остальные жители, очутилась на первом этаже, где располагалась общая кухня. Бобби вздрогнула. Через дверь, ведущую на лестничную клетку, где на полпути к лестнице располагался крошечный туалет для жильцов мадам Зазу, в убогую кухню тянуло холодным воздухом. В комнате пахло потом людей, живущих в тесных помещениях без удовлетворительных санитарных условий. Якоб делил свое время на кухне с двумя молчаливыми портовыми работниками и решительной вдовой, готовившей свою детвору к школе. Грифели были заточены, губки для грифельной доски смочены, бутерброды завернуты в пергаментную бумагу, ранцы собраны. Через открытую кухонную дверь со своего места в коридоре император Вильгельм со строгим видом наблюдал за суетой своих подданных. Пока все остальные поспешно разливали жидкую овсянку, Бобби дрожала у печи и самозабвенно плескала воду на горячую плиту. Словно парализованная, она наблюдала, как капли танцуют на плите, прежде чем с последним шипением раствориться в воздухе. Столько вопросов проносилось в ее голове. Почему капли воды парили в воздухе? Почему они не таяли? Как ей подобраться к мадам Зазу?
