Матильда Айзерманн раздраженно посмотрела на нее.
– Идите к адвокату. Рецепт стоит миллионы, – настаивала Бобби. Она чувствовала себя бессильной. Как будто один хороший совет мог изменить ход истории. Такие девушки, как Матильда Айзерманн, не имели адвокатов.
– Чем могу помочь? – спросила Матильда. Видимо, она не поверила ни единому ее слову.
– У меня есть приглашение для господина Кинга, – опомнившись, сказала Бобби, вручая Матильде последнюю рекламную листовку. – Ваш босс все-таки дружит с чародеем.
Девушка неохотно приняла листовку.
– Я передам информацию, – коротко сказала она и отвернулась.
Впервые Бобби почувствовала что-то вроде тоски по дому. Быть девушкой в 1900 году было трудно. Еще труднее было быть бедной девушкой.
55
Мадам Зазу все знает
Карусельный орган гремел, лошадки двигались по кругу. Со стороны кукольного театра раздался громкий визг, когда крокодил попытался напасть сзади на марионетку. Бобби уже знала многих людей, которые вели здесь бизнес с рынка: шарманщика, продавца рыбы, торгующего здесь копченой скумбрией из корзины, и, к сожалению, садовника, который позировал перед камерой Якоба с женой и двумя маленькими дочерями. Бобби надвинула шапку на лоб и протиснулась мимо торговца. Она надеялась, что на этот раз удастся избежать вспыльчивого господина.
Пока в городе среди народа распространялась реклама, Лина и Данте проделывали всю работу. Они нашли место для палатки, которая светилась свежими красками в конце ярмарочной площади. Они намеренно выбрали темный уголок между тремя большими деревьями. «Мадам Зазу знает все» – висела над входом растяжка, помеченная двумя факелами. Над выходом: «Мадам Зазу не знает ничего». О чем бы ни говорили здесь, в палатке, это навсегда останется тайной.
Бобби впечатленно вошла в палатку, которая была раскрашена глубоким темно-синим светом и лишь немного пахла итальянским овощным супом. Казалось, что ты ступаешь под пурпурный полог неба. Несколько одиночных свечей создавали загадочное настроение. Темнота поглотила все коварные детали и несовершенства. На мгновение Бобби действительно подумала, что мадам Зазу заняла место за столом в палатке. Лина была одета в восточный кроваво-красный плащ, вероятно, из запасов домовладелицы. На руках и шее сверкали многочисленные фальшивые украшения, звеневшие при каждом движении. Лина сидела за круглым столом со всеми необходимыми принадлежностями для татуировки. Перед ней стояла масляная лампа, отбрасывающая демонические тени на лицо.
– Ну? Как тебе? – спросила Лина.
Обман удался, но молодой голос…
– Мы должны обмануть его всего на минуту, – радостно сказал Данте. – До тех пор, пока он не займет место и я не закую его ноги.
Он выполз из-под стола, где лежали две толстые цепи с замками.
– Тридцать секунд, – сказала Бобби. – Я беру на себя одну ногу.
– Надеюсь, он не сбежит, – сказала Лина.
Когда они обездвижат Кинга, то напрямую спросят его обо всем, что терзает Лину.
Все было обговорено, все спланировано. Каждый знал, в чем состояла его задача. Все сводилось к актерскому таланту Лины. Она действовала спокойно – только ее руки, непрерывно теребившие кусок ткани, выдавали ее нервозность.
– Я только надеюсь, что он придет, – сказала Лина.
И теперь им оставалось только ждать. Пока Данте отмахивался от потенциальных клиентов перед палаткой на том основании, что время забронировано, Бобби оставалась с Линой. Снаружи доносились рев и лязг карусельного органа, веселые голоса взбудораженных детей. 18 часов 18 минут наступили и прошли. Минуты ползли, а Кинга все не было.
– Что, собственно, произойдет, когда мы вернемся? – спросила Бобби в гнетущей тишине.
– Все будет как раньше, – сказала Лина. – Ты даже не заметишь, что тебя не было.
Бобби печально посмотрела на нее.
– Значит ли это, что я ничего не вспомню?
– Может быть, немного, – попыталась успокоить ее Лина.
– Значит, нет? – в ужасе сказала Бобби.
Лина уклонилась от ясного ответа.
– Мадам Зазу? Редакцию? Якоба? – ошеломленно спросила Бобби. – Все, чему я научилась, было напрасно? Я даже не буду знать, что могу пробиться в качестве разносчика газет и зарабатывать себе на жизнь?
– Я тебе все расскажу, – сказала Лина. – Обещаю. Тебе не стоит волноваться.
– Ты вспомнишь? – возмущенно спросила Бобби. – А я нет?
Лина не успела ответить. Занавес распахнулся. Появилась белая макушка Данте.
– Думаю, у нас небольшая проблема, – сказал он.
Бобби протиснулась мимо него и выглянула наружу.
– Этого не может быть, – сказала она.
Лина тут же подскочила и протиснулась мимо друзей. Знакомая фигура двигалась мимо аттракциона с банками, мимо Августа Сильного
[12], карусели, продавцов сахарной ваты и сладких фруктов. Посетители благоговейно отступали.
Это была мадам Зазу.
Несмотря на пеструю одежду, она излучала что-то мрачное, так не желавшее сочетаться с веселыми лицами посетителей ярмарки. Ее появление привлекло всеобщее внимание. Сразу же к палатке подошли любопытные лица.
Мрачным взглядом и энергичным движением руки мадам Зазу отодвинула занавес в сторону и вошла в палатку. Она привела себя в порядок, начесала волосы, ярко подкрасила глаза и губы. Войдя, она обратилась к Лине.
– Ты же не думала, что с помощью этой маскировки можно кого-то обмануть? – резко произнесла она.
Лина уставилась на мадам Зазу.
– Мое имя – мой капитал, – сказала та и заняла место за столом.
Она огляделась, проверила свои принадлежности. То, что она увидела, ей явно понравилось.
– Вы можете пригласить первого клиента, – сказала она. – Я готова.
Этого не может быть, этого не должно быть.
Они так хорошо играли и все равно проиграли. Вошел первый клиент. Это был садовник.
– На лодыжку, – сказал он и сунул татуировщице записку с сердечком, на которой было написано имя Гезина.
Лина и Данте с недоумением посмотрели друг на друга. Что теперь? Все шло не по плану. Мадам Зазу и не думала о том, чтобы снова освободить свое место. Аккуратно налила она чернила в блюдце, намочила спиртом ватный тампон и продезинфицировала место на лодыжке. Подумав, она выбрала иглу подходящего размера, зажала ее деревянной шпилькой и поднесла к пламени свечи. Затем обмотала иглу ниткой, обмакнула ее в чернила и приступила к работе. Садовник сморщил лицо, когда она вонзила иглу в кожу на полмиллиметра. Темные чернила проникли в место укола. Садовник застонал, мадам Зазу улыбнулась. Она была в своей стихии.