– Я Паймон, – сообщил он мне. – Я вернусь и уничтожу тебя. Друзьям передай от меня привет.
Он слегка склонил голову, а затем быстро развернулся и побежал в глубь улицы, исчезая между расступавшимися перед ним людьми.
В этот момент рядом со мной возник запыхавшийся Белет. Его катана пылала, когда он лихорадочно озирался по сторонам.
– Что случилось? – воскликнул он, но я не обратила на него внимания.
Я смотрела на Петрушу, который сидел на тротуаре с беспомощным выражением лица. Я неискренне улыбнулась ему и оперлась на свою саблю, как на трость.
– Привет, – сказала я беззаботным тоном. – Как дела?
Петруша открыл рот, но тут же закрыл его. Он не сводил с меня чрезвычайно удивленного взгляда.
Белет нагнулся и осмотрел зазубрину на тротуаре. Провел по ней пальцем. Она была глубокой и почерневшей.
– Попытка покушения! Он пытался его убить! – Белет посмотрел на Петрека. – Он что-нибудь с ним сделал? Парень, ты в порядке? Он тебя задел?
Мой любимый в конце концов раскрыл рот и выдавил:
– Твою же мать!..
39
Петрек сидел на узкой кровати в нашей обшарпанной квартире и подозрительно смотрел на нас. Его взгляд беспокойно скользил по саблям, с которыми мы не расставались ни на минуту.
Я села рядом с ним. Думала, что смогу его этим подбодрить, но он только недоверчиво посмотрел на меня.
Это причиняло боль.
Азазель кружил по маленькой комнате, как лев в клетке. Черная коса мерно билась о его шею, когда он резко останавливался, чтобы развернуться. Он был в ярости, потому что не хотел показываться Петреку. К тому же он все это время надеялся, что конфронтация произойдет еще нескоро.
– Такое разоблачение! – повторял он себе под нос. – Как вы могли раскрыть себя объекту номер один?
– Кто такой объект номер один? – шепотом спросил меня Петруша.
Прежде чем я успела ответить, заговорил Белет, который стоял в нескольких метрах от нас, небрежно прислонившись к стене.
– Это ты, тупица…
Я грозно посмотрела на него, но он не обратил на меня ни малейшего внимания. Он буравил Петрека своими золотистыми глазами, будто хотел просверлить его насквозь. Лицо его выражало отвращение и глубокое презрение.
– Вот это разоблачение, – продолжал бормотать Азазель. – Даже на минуту нельзя оставить вас одних…
Мы с Белетом не стали говорить, что он мог нас проконтролировать, но ему не захотелось бежать вслед за нами. Он предпочел рассесться на диване и играть в брошенную Белетом «Дьябло».
– И что нам теперь делать? – спросила я.
– Подожди, – выпалил Петрек. – Кто такие «мы»? Кто вы вообще? Что происходит? Вики, ты в порядке? Почему ты исчезла на две недели?
– Вот почему я не люблю людей, – обратился Азазель к Белету. – Они слишком много болтают.
Я взяла Петрека за руку.
– Послушай, все так сложно, – начала я. – Мы не совсем те, за кого ты нас принимаешь…
– Во что ты ввязалась?.. – тяжело вздохнул он.
– Во что-то серьезное, – ответила я.
Петрек глянул на двух мужчин напротив нас, а потом на расстояние, отделявшее нас от двери.
– Подожди-подожди, – быстро сказала я, зная, о чем он думает. – Сперва нам надо поговорить, чтобы ты понял, что здесь происходит.
– Но потом мы уйдем, – заявил он, подозрительно глядя на дьяволов. – И вы не станете нам мешать.
Я поняла, что горжусь им. Он хотел меня спасти! Немного неуклюже, учитывая его довольно скромные возможности по сравнению с адскими силами, но в счет шли сами намерения!
– Ты ему объясни. – Белет мрачно мне улыбнулся. – Может, тебе он поверит.
Поверит ли? А кто бы в такое поверил? К счастью, Петрек видел все своими глазами – пламенный меч и ненормального парня со странным именем. У меня тоже под рукой всегда были два дьявола и собственные уловки благодаря силе и Божьей Искре.
– Видишь ли, Петрек, – я поморщилась, – я мертва. И уже довольно давно. Меня убил какой-то мужчина возле «Стодолы». Затем я попала в Ад, где стала дьяволицей. А теперь Люцифер хочет тебя убить, потому что я разозлила его и вдобавок сбежала из Ада, несмотря на то что меня осудили навечно.
Петрек сначала удивился, а потом на его лице появилась спокойная улыбка. Он похлопал меня по руке, а затем встал, увлекая меня за собой.
– Понимаю, – ответил он мне с той же спокойной улыбкой, а затем сказал дьяволам: – Не знаю, чем вы ее накачали, но не волнуйтесь. Мы не станем вызывать полицию. Просто уйдем отсюда, а вы забудете, что Вики вообще существует, о'кей?
Азазель тяжело вздохнул.
– Вот почему конспирация была так важна… – сказал он сам себе.
– Ты совсем не умеешь рассказывать, – сообщил мне Белет.
Я вырвала руку из рук Петруши и, разозлившись, сделала шаг к дьяволу. Конечно! А Белет наверняка бы объяснил все это лучше.
Азазель вытянул руку в сторону двери. Она с громким треском захлопнулась. Петрек слегка подскочил, но тут же успокоился, когда объяснил себе это простым сквозняком. То, что окна были закрыты, а воздух в комнате никак не колебался, он предпочел не заметить…
– Слушай, болван, я тебе все объясню, – рявкнул Белет.
Петрек демонстративно смерил его взглядом. Дьявол был одет в идеально сидящую на нем черную рубашку и джинсы, плотно обтягивающие его задницу. Идеально уложенные волосы лежали так, как он придумал этим утром. Ирокез даже не шелохнулся во время недавнего пробега по варшавским улицам. Черные густые ресницы красиво обрамляли глаза, которые выглядели так, будто были подведены черным карандашом.
– Нет, спасибо, – заявил Петруша. – У меня нет желания выслушивать объяснения голубого. Я еще раз послушаю Вики.
Я тихо рассмеялась. Белет наткнулся на достойного противника – и хорошо.
– Расскажи еще раз, в чем дело, – попросил меня Петр.
Я потянула его на диван, пытаясь заставить его сесть. На этот раз я рассказывала медленно, не опуская деталей, шаг за шагом, что произошло с тех пор, как меня пырнули ножом.
Он мне не верил, я видела это по его глазам.
Когда я закончила свой рассказ, сказав ему, что сегодня на него напал дьявол, посланный из Ада Люцифером только для того, чтобы избавиться от него, Петрек поджал губы. Я видела по его лицу, что он не верит ни одному моему слову. Он крепко держал меня за руку и был полон решимости уйти отсюда вместе со мной, нравится мне это или нет.
Я заметила, что он в кровь ободрал локоть, которым ударился о тротуар, когда мы упали. Это была обычная царапина, которая уже давно перестала кровоточить, но она оставалась заметной.
