— Вон он и есть, Дивий камень, — махнул рукой в сторону крутого берегового склона местный краевед Потапенко. — Полюбуйтесь на него!
С пологого берега, заросшего лесом, почти вертикально поднималась скала, похожая срезом на пирог из слоеного теста. Словно незримый великан вручную соорудил такое великолепие, слегка промазав каждый слой кремом. За многие века «крем» высох, выветрился, и появились между слоями небольшие просветы, которые заметны даже издалека. Ну, а верхушку «пирога», закругленный холм — украсил словно свечами, высокими соснами. На их фоне особенно бросались в глаза причудливые кедры с толстыми кривыми стволами и корнями, крепко вросшими в скалы. В некоторых местах эти корни обхватывали каменистую почву снаружи, словно обнимали ее.
— Э-ге-гей! — громко прокричал Кондратьев, сложив ладони рупором.
— Эй-эй-эй… — прокатилось по окрестностям эхо.
— Дивий край! — продолжил диалог с невидимым собеседником Павел Ильич.
— Ай-яй-яй…. — потянул тот заунывную песню.
Под ногами зашуршали камни, значит, пошло предгорье. И если еще немного подняться вон по тому склону…
Участники экспедиции все ближе и ближе приближались к конечной точке своего маршрута — пещере, о которой были столько наслышаны… Кое-кто из них даже успел почитать литературу, и в первую очередь, конечно, публикации Рычкова, так ладно описывающие щедрые, но очень редкостные творения «натуры». Поэтому санкт-петербургские исследователи, еще не увидев это чудо природы, воспринимали его не просто как обычный геологический объект, который нужно осмотреть с профессиональной точки зрения, взять пробы грунта и воды и потом составить сухой отчет. Нет! Они готовились к встрече с чем-то необычным, не укладывающимся в общие представления о традиционных гротах и подземных ходах, образовавшихся в горных породах благодаря матушке-природе, а не умелым рукам человека.
Да, они готовились к встрече с чем-то немного загадочным, окутанным вековой тайной. Но — не настолько ирреальным, сверхъестественным, как это оказалось на самом деле.
Глава 15
Под ногами шуршал песок, переходящий в мелкие камешки. Иногда кусочки горной породы срывались вниз, значит, склон становился все круче. Кое-где приходилось раздвигать разросшиеся ветви деревьев, чтобы сделать несколько шагов. Несмотря на то, что пещера пользовалась популярностью среди путешественников, к ней пока еще никто не прорубил удобную дорогу. В некоторых местах, где корни деревьев выходили наружу, словно пытаясь убежать от плена каменной породы, приходилось цепляться за них. Пожалуй, это были более надежные «поручни», чем камни, которые в самый неподходящий момент могут рухнуть в пропасть.
Сквозь хвойные лапы отлично просматривался синий купол неба с солнцем, застывшим на его вершине. Однако, оно совершенно не жалило своими лучами, а светило ласково, словно благословляя путников. Монотонный звук природы — с шелестом листьев, журчанием воды, жужжанием насекомых — расслаблял, но не усыплял. А вот где-то справа ухнула птица, потом повторила свой крик — наверное, тоже желала нашим исследователям только добра.
— Вход в пещеру во-о-он там, чуть выше… в лесу! — показал рукой местный краевед Потапенко. — Здесь довольно крутой береговой склон… А дальше он переходит в водораздельное плато… и от реки расчленяется карстовым логом…
— Я так понял, Федор Алексеевич, что от реки до самого Дивьего камня и проходит карстовый лог? Вот почему природа-матушка наделала здесь подземные ходы!
— Постаралась на славу! — ответил тот. — Даже пока и сами не представляете, как… постаралась!
— Мы в курсе! — весело отозвался Кондратьев. — Уже почитали кой-какую литературу… Неужели такая большая, аж до десяти верст длиной?
— А то и больше! — отозвался тот. — А вот глубиной чуть ли не до сердца Земли доходит — саженей до… тридцати… Но, думаю, и глубже есть неизученные места. Да… А вот уже и вход!
Потапенко остановился, достал из кармана платок и вытер лоб, на котором поблескивали капельки пота:
— Передохнем немного…
В почти отвесной скале зияла небольшая дыра неправильной формы, особенно ничем не выделяясь на фоне каменной породы. Если бы не подсказал краевед, могли бы и не заметить издалека.
— Однако… — разочарованно произнес географ Скорожитовский, зам Кондратьева. Он еще что-то хотел сказать, но вовремя остановился, чтобы не огорчить «чичероне», уж так усиленно тот готовился к этому походу, да еще столько понарассказывал…
— Главное богатство — внутри! — резонно заметил Потапенко. — Как в нашем православном храме…
— Не хотел вас обидеть… — Леонтий Иванович снял кепку, обнажив копну темных волос, и обмахнулся ею, явно смущенный своей несдержанностью.
— Надеюсь, что посещение пещеры не опасно? — решил перевести тему разговора Кондратьев. — Как руководитель, я отвечаю за жизнь и здоровье каждого члена экспедиции!
— Да что вы, Павел Ильич, конечно нет! — улыбнулся Потапенко. — Для этого не нужно никакое специальное снаряжение… Любой человек, даже нетренированный, легко преодолеет переход.
— А сколько это займет времени? — поинтересовался Скорожитовский, довольный тем, что внимание с его персоны переместилось.
— Примерно шесть-восемь часов, так что успеем засветло. Но… — Потапенко сделал многозначительную паузу и пробежал взглядом по лицам ученых. — Но в отдаленных местах есть тоже проходы, и если надумаете и туда заглянуть, тогда надо будет разбить лагерь под землей и продолжить осмотр завтра… Это займет еще часов пятнадцать — двадцать.
— Да что вы говорите? А я-то думал… — Скорожитовский бросил взгляд на вход в пещеру уже с бОльшим интересом.
— Именно так, уважаемый Леонтий Иванович! — воскликнул Потапенко. — Причем, если следовать строго по карте, несколько экземпляров которой я вам дал…
— Ах, да, что-то я и не придал этому значение! — Кондратьев достал бумажные листы и быстро раздал их тем, кто стоял поближе к нему — Скорожитовскому и Сибирцеву, оставив один экземпляр себе.
Арбенин стоял чуть в стороне, прислонившись к пихте, которая поднималась прямо из-под скалы, и молча наблюдал за коллегами, потому что дал себе слово не вмешиваться попусту в их дебаты. На фоне крепкого дерева он казался не таким высоким, но еще более худощавым. Ветерок играл каштановой прядью волос, выбившейся из-под шляпы, и он ее поправил. Затем взял в руки мягкую пихтовую лапу и, оторвав несколько хвоинок, растер их в ладони, с наслаждением понюхал. Его прямой профиль с небольшой горбинкой, немного хищнический, совершенно не соответствовал выражению лица — мягкому, несколько одухотворенному. Может, потому что нахлынули детские воспоминания? О том, как однажды любовался посаженными вдоль дорожки к их имению елками, они тоже пахли хвоей, но иголки оказались колючими… Или о том, как бродил с матушкой по подмосковному лесу в поисках грибов и наслаждался ягодным ароматом…
