- Чё вам надо? Чё вы от меня хотите? Это мой дом! А вы вломились без приглашения, запугиваете меня! – и без того высокий неприятный голос её взвился ещё выше.
Павел поморщился:
- Вот только на ультразвук переходить не надо. И давайте без мелодраматизма. В нашей истории и так много чего есть, так что мелодрамы нам только и не хватало. – И без перехода сухо спросил:
- Кто поджёг летнюю кухню Лесновых?
Трофимовна сразу сдулась. Это было так явно, так заметно, что Злата поразилась изменениям, которые моментально, прямо у них на глазах произошли с ней. Перед ними сидела уже не молодящаяся тётка средних лет, а настоящая старуха, грязная, неопрятная и, казалось, смирившаяся со всем. Но, когда соседка заговорила, стало ясно, что до смирения там ещё далеко:
- Он, - она обличающе ткнула красный сосискообразный палец почти в лицо Гарри. Тот засуетился, закрутился и выпалил:
- Да это ты меня надоумила! – в этот момент Злата, сидевшая лицом к дверям, увидела, как в дом вошёл майор Лялин, глянул на честную компанию и замер, с интересом наблюдая за происходящим. Павел тоже его увидел, незаметно кивнул и уточнил:
- То есть поджечь летнюю кухню Лесновых задумала Римма Трофимовна?
Самогонщица затравленно молчала, Гарри исступлённо то кивал, то тряс головой из стороны в сторону. Злата вдруг вспомнила тот вечер и причитания прибежавшей соседки. Она кричала тогда громко, с надрывом:
- Да что ж это делается?! Кухня горит! Не дом! Вот беда-а-а!
Злата тронула Павла за рукав:
- Я думаю, что Гарри должен был поджечь дом, а не летнюю кухню. Она коротко глянула на Долина. – А он не смог. Ведь так?
Гарри опять закивал и затряс головой одновременно:
- Да! То есть нет!.. То есть да, она велела поджечь дом, и нет, не сумел я! Я ей говорил, что в доме вы спите, а вдруг выскочить не успеете. А она мне: не страшно. Ну, я и пошёл. Но побоялся. Я на мокруху не подвязывался…
Павел покосился в сторону до сих пор никем, кроме них со Златой не замеченного Лялина: слушай, мол. Потом перевёл взгляд на Злату. Она сидела прямо, очень прямо и с ужасом смотрела то на человека, женой которого была больше года, то на соседку, которую знала с детства. На пусть не слишком симпатичную, но свою, так хорошо знакомую Трофимовну, которая однажды просто решила убить их всех: бабушку, носившую ей собственноручно выращенные огурцы и помидоры, дедушку, чинившего ей водопровод и правившего покосившийся забор, Злату. И всё ради чего? Ради денег. Тех денег, которые ей ещё даже и не заплатили, а лишь пообещали.
У Златы звенело в ушах, и было стойкое ощущение, что она попала в какой-то безумный мир. В место, где можно вести за ошейник собаку, которая знает тебя и рада тебя видеть. Вести, чтобы привязать к батарее в холодном корпусе заброшенного дома отдыха, развернуться и уйти, зная, что она будет мучительно умирать здесь несколько дней. Где можно днём забегать по-соседски поболтать, а ночью отправлять подельника поджигать дом, в котором спят трое невинных, частенько помогавших людей. Ну, ладно, пусть двое, раз уж она, Злата, так, по мнению Трофимовны, виновата перед её сыном. Но бабушка с дедом!… А потом, забывшись, голосить, поняв, что подельник дал слабину и поджёг всего лишь летнюю кухню...
И снова Павел прервал затянувшуюся паузу:
- Так зачем ты кухню-то поджёг, болезный?
- Я думал, что это, да ещё и исчезновение собаки расстроит Лесновых, заставит их уехать отсюда и согласиться на продажу участка. И тогда нам с Трофимовной заплатили бы.
- Бред какой, - протянула Злата.
- Никакой не бред, - обиженно буркнул Гарри, - твои деды сами же Трофимовне сказали, что они могут уехать отсюда, если беда вынудит. Ну вот… Пришла беда…
- Отворяй ворота? Что же вы планировали дальше делать, если не поможет и пожар? Ведь Лесновы могли и не уехать. - Павлу было тошно слушать Долина, но он честно старался разобраться во всём.
- Ну, что, что? Дальше больше… - начал было Гарри, но забытая всеми Трофимовна вдруг взвизгнула:
- Молчи, дурак! Ничего, ничего мы больше не планировали! Не получилось бы, значит, не судьба.
Но Гарри отчего-то понесло, и он, заговорив громче, чтобы перекрыть голос своей подельницы, заявил:
- А дальше умер бы кто-нибудь из Лесновых, чтобы остальные уехали.
- Дур-р-рак! – простонала самогонщица и упала лицом в красные ладони.
В комнате стало очень тихо. Только тикали часы с кукушкой. Злате казалось, что они повторяют: всё не так, всё не так. Она встала и, качаясь, будто ноги её не несли, вышла в прихожую, едва не задев плечом майора Лялина. Тот посторонился, пропуская её, посмотрел ей вслед сочувствующим взглядом, и вошёл в комнату:
- Ну, здравствуйте, товарищи преступники! – насмешливо протянул он. – А теперь прошу для дачи показаний к нам в отделение!
Вне пространства. Вне времени. Вместе
Было уже поздно, когда Павел привёз Злату к себе домой, провёл, поддерживая, в гостиную, и усадил на старый диван. Она смотрела мимо него невидящими глазами и качалась, обхватив плечи руками. Наталья уже ушла, поэтому он сам пошёл на кухню, налил в рюмку кагору и принёс Злате. Она хрипло прошептала:
- Я не пью, - но он сел рядом, обнял её за плечи и потихоньку, по глоточку заставил выпить всё. Потом достал весёлый клетчатый мохнатый плед, который купил буквально на второй день после того, как увидел Дом, чтобы сидеть перед камином, завернувшись в него, а на деле ни разу так и не использовал, но держал под рукой. Сел на корточки, снял со Златы ботинки на шнуровке. Она попыталась сопротивляться, но он поднял её ноги на диван, подсунул под голову подушку и укрыл до подбородка, как маленькую.
- Полежи.
Она дёрнулась:
- Я домой.
- Домой ты не пойдёшь. Твои же уехали к родственникам в Малоярославец. Ты же сама рассказывала. Да ещё и Геру с собой забрали. И что ты там одна будешь делать?.. Ну, хорошо, пусть не одна, пусть с Банзаем. Кезик здесь, у меня. Я его выпустил, вон, слышишь, топочет, как слон, дом изучает, осваивается. Банзай вполне ночь может один пережить. У него ведь еда с водой есть? – Она слабо кивнула. – Ну вот. А ты сегодня будешь ночевать здесь. А завтра встанем пораньше, заедем к тебе, ты переоденешься и Банзая покормишь. Вот и все проблемы. Договорились?
Злата молча смотрела на него и медленно, очень медленно думала, как бы ему объяснить, что остаться у него она не может. Ну, вот просто не может и всё тут. Но мысли, как бы это объяснить, не ставя себя и его в неловкое положение, не было, поэтому она покраснела и натужным басом, очень смешным и ужасно нелепым, пробормотала:
- Мне надо домой.
Павел смотрел на её пылающие щёки и стремительно соображал, что же такое могло случиться, от чего его бледненькая интересной бледностью соседка вдруг собралась соревноваться интенсивностью окраски со свеклой.
