– Он был изрядно разговорчив. И выглядел прям таким «обаяшкой», как типичный банкир. – Язвительные насмешки над представителями этой профессии частенько слышались в те дни. Но для Эллиса любая мелочь могла оказаться полезной. А о том, что незнакомец был банкиром, упоминал и почтальон.
– Этот человек сам сказал, что работает в банке? Или вы просто так решили?
Еще одно пожатие плечами. Хотя на этот раз – с горделивым выражением на лице.
– Я работал на станции Пенн, в Питтсбурге. И довольно долго, скажу вам. Я повидал много пассажиров. Этот парень был в шелковом костюме, модных ботинках, гладко выбрит. Это было первое, на что я обратил внимание. Когда он заплатил мне за ожидание, я заметил, что все его банкноты были аккуратно разложены по достоинству – сначала долларовые, потом пятерки, десятки и так дальше. «Вы бухгалтер или банкир?» – спросил я. «Банкир», – ответил он, явно сбитый с толку. Но времени выяснять, как я догадался, как обычно все делают, у него не было. Как человек деловой, он сразу занялся своим бизнесом.
«Своим бизнесом». Эти два слова резанули Эллиса как бритва. Пара ножей его собственного изготовления. С другой стороны… не он один был причастен к этой истории.
– А миссис Диллард? Она хоть расстроилась?
Уолт сплюнул на дорогу свою темную слюну.
– Трудно сказать. Если и расстроилась, то виду не показала. Но здешние люди, в такие времена… В общем, они привыкли к тому, что особого выбора у них нет.
– А дети? Как они все это восприняли?
– После того, как обнялись с мамой? Ну, мальчонку пришлось немного поуговаривать сесть в машину. Поначалу он отнесся к незнакомцу настороженно. Но когда мы уже тронулись в путь, он пришел в дикий восторг от того, что ему предстояло прокатиться на поезде. И задал кучу вопросов.
Эллису тоже запомнилась подозрительность Келвина.
– А девочка?
– Она, похоже, переживала сильнее. Я слышал, как она всхлипывала всю дорогу. И даже не пикнула, насколько я помню.
Эллис моргнул, не желая видеть перед глазами эту бойкую чудесную девчушку, разрываемую на части горечью разлуки с мамой.
– А вы не слышали, куда они направились?
Уолт покачал головой.
– Боюсь, это все, что я знаю. – Он вытер слюну с губ и посмотрел на свои часы: – Мне уже пора ехать дальше. Нужно еще заглянуть в пару мест до ужина.
Эллису не хотелось отпускать единственного свидетеля на всю округу, но Уолт действительно рассказал ему все что мог.
– Спасибо вам, Уолт. Я ценю вашу помощь.
Пожав Эллису руку, Уолт пошагал к своей машине, припаркованной через дорогу. Открыв дверцу, он сел в салон и завел мотор.
Эллису осталось только надеяться, что Лили сумеет разузнать об этой истории больше него.
– Знаете что? – выкрикнул Уолт из открытого окошка. – Расспросите Бланш, в билетной кассе, о билетах, проданных в последнюю неделю октября. Может, она ответит на ваш вопрос.
Эллис покосился на депо.
– Вы так точно помните, когда это было? – крикнул он Уолту, вовсе не желая обидеть его своей недоверчивостью.
К счастью, Уолт не усмотрел в этом вопросе вызова.
– У меня двадцать восьмого годовщина свадьбы. На те бабки, что мне заплатил банкир, я купил своей благоверной баночку кольдкрема, о котором она мечтала. Успел в самый последний момент. Ладно, удачи вам, сэр!
Эллис в знак благодарности поднял руку.
Сплюнув в последний раз, Уолт Гейл уехал восвояси.
Глава 20
Табличка, висевшая на передней двери дома, была немного покореженной, но ее послание, выведенное печатными буквами, было читабельным и предельно ясным:
ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ЭКСТРЕННЫХ СЛУЧАЕВ
ДОКТОРА БЕРКИНСА В ВЫХОДНЫЕ
НЕ БЕСПОКОИТЬ
Но Лили даже не поколебалась, прежде чем постучать. Она зашла слишком далеко – во всех смыслах – чтобы довольствоваться созерцанием этой надписи. И ей еще пришлось пройти полмили, чтобы добраться до здешнего доктора, жилище которого, как и их семейный гастроном, одновременно служило и офисом. Это был одноэтажный, окрашенный в ржаво-красный цвет дом с белыми ставнями. Тканый коврик у порога был сильно изношен – верный признак частых гостей.
Лили постучала еще раз.
Солнце припекало так, что ее спина под нагретым пальто взмокла. А липкие ладони скользили по ручке сумки, пока Лили осматривалась по сторонам. И справа, и слева от дома доктора стояли еще дома, на расстоянии в пол акра друг от друга. Но до ушей Лили доносилось только ласковое щебетание птиц. Возможно, погожий весенний денек выманил всех соседей на природу, на пикники.
Но тут внутри дома раздались шаги. Топот обуви по деревянному полу.
Лили напряглась, формулируя про себя приветствие.
Дверь распахнулась, и перед ней возник мужчина лет шестидесяти пяти. Стройный, со складчатым лбом, он держал в одной из рук льняную салфетку:
– Что вам угодно?
– Доктор Беркинс? Здравствуйте! Меня зовут Лилиан Палмер. Извините, что вынуждена побеспокоить вас в воскресенье.
– Лихорадит?
– Простите?
– Ваше лицо, оно пылает. Другие симптомы есть?
Сбитая с толку, Лили попыталась перезагрузить свои мысли. Где-то в глубине дома играла классическая фортепианная музыка.
– Нет, доктор… Я к вам пришла по личному вопросу.
Поняв, что случай не экстренный, мистер Беркинс испустил тяжелый вздох. Тем не менее он отступил в сторону:
– Что ж, заходите.
Благодарная Лили кивнула. Доктор закрыл за нею дверь, и Лили проследовала за его чуть сгорбленной фигурой в комнату почти у самого входа. Там доктор включил лампу на бюро с подвешенной крышкой, стоявшее у стены, и шаркающей походкой направился к окну – задернуть занавески. Над рабочим столом в центре комнаты висела латунная люстра. А на полочках в буфете кучковались пузырьки с лекарствами и прочие врачебные препараты. И люстра, и буфет намекали на то, что в этот «кабинет» была переделана бывшая обеденная комната. И словно в подтверждение этому, к запаху антисептиков в воздухе примешивался аромат куриного бульона.
– Я доварю свой суп на кухне, пока вы будете раздеваться, – сказал доктор Беркинс. – Когда будете готовы, откройте вон ту раздвижную дверь.
Тут Лили наконец-то сообразила, как были истолкованы ее слова про «личное дело». И она сильно бы удивилась, если бы ее «пылающее» лицо не стало свекольным.
– Но доктор…
Беркинс отмахнулся своей морщинистой рукой, как от комара:
– Нечего стыдиться.
Постный голос доктора убедил Лили: он уже десятки лет успокаивал подобными словами чрезмерно скромных дам.
