Её отвлекло движение у лестницы. Это была Ясна. Она притаилась за перилами и наблюдала из укрытия за сестрой.
— Я тебя вижу. — Вечера подняла глаза от страницы и вернулась к чтению.
— Можно войти? — спросила Ясна.
— Ты уже здесь. Что ты хотела?
— Хотела повидать тебя.
Вечера медленно перевернула страницу пыльного фолианта и пригладила пальцем корешок:
— Ты не очень-то торопилась.
Ясна медленно прошла в комнату и, немного пораздумав, села за стол к сестре.
— Я хотела, чтобы ты отдохнула. Твой путь был долгим.
— Скорее ты боялась встречи.
С минуту они сидели в тишине. Ясна прятала глаза от сестры, та упорно делала вид, что увлечена книгой.
За витражным окном счастливо щебетал жемчужный скворец, чья радость казалась в данный момент неуместной.
— Тебе нужно что-то ещё? — первой нарушила молчание Вечера.
— Хотела узнать, как ты?
— Как я после чего? После дороги? Или после того, как ты обвинила меня в смерти брата?
Ясна пожалела, что пришла.
— Я тебя не обвиняла, — поспешила оправдаться она.
— Да ну?
— Я просто позвала на помощь.
— А вот я тот день помню иначе.
Говорить спустя год сёстрам было непросто, как непросто обеим осознать, что ровно год назад между ними разверзлась бездонная пропасть.
— Зачем ты это сделала? — спросила Вечера. Её лицо казалось невозмутимым, но это впечатление было обманчивым. И Ясна хорошо знала это мнимое сестринское спокойствие.
— Отец меня спросил, а я просто сказала, что видела.
— Ты стояла в стороне и мечтала о своём Влахосе. Ты не видела ничего, но говорила так, будто видела. Ты соврала.
— Я не врала. Ты его ранила! Из-за тебя он погиб на арене!
— Он погиб, потому что был слаб! — Принцесса резко встала из-за стола. — Мой отец в битве при Кровавом доме несколько часов дрался с обломком копья в ноге и выжил! А Киран просто сдался.
— Не обвиняй нашего брата в трусости, он этого не заслужил!
— Я тоже! Ты всегда была любимицей Осе, из нас двоих он всегда слушал только тебя. Почему ты сказала ему, что я ранила Кирана? Ты же не видела ничего! Киран тебя просил сказать, что это вышло случайно, но ты утверждала, что это я вызвала его на бой. В отличие от тебя брат понимал, чем мне это грозит.
— Откуда мне было знать?
— Ты бы сказала то же самое, если бы меня поволокли на плаху?
— Но отец тебя помиловал.
— Твоя ли в этом заслуга? Ты отгоняла от меня Осе, когда он таскал меня за волосы? Ты остановила его руку, когда он меня бил? Ты, как всегда, сбежала и спряталась — всё сделала мама!
Вечера нависла над Ясной, как коршун над мышкой.
— Ты ни разу ко мне не пришла, когда Осе запер меня в комнате и приставил охрану. Ты не пришла к Кирану, когда он был ранен!
— Я была на похоронах. Я оставила в его склепе свою ленту.
— Ох, она оставила в склепе свою ленту! — передразнила её Вечера. — Я тоже брата любила, если хочешь знать, мне не дали даже с ним попрощаться! А всё потому, что ты не умеешь говорить то, о чём тебя просят.
— Отец сказал мне не врать.
— Видеть тебя не хочу, — ответила Вечера, бледная, как лист бумаги. Ясна сидела не шелохнувшись.
— Пошла вон, — сказала Вечера, — или я выволоку тебя отсюда за волосы.
Ясна послушалась и ушла.
ГЛАВА 11
Три воина
Когда Согейр вышел из Ласской башни, его внимание привлёк шум, доносящийся со стороны площадки для силовых тренировок. Он пошёл на звук и очень скоро обнаружил толпу кирасиров, обступивших кого-то или что-то. Возбуждённые возгласы их были направлены внутрь круга.
«Да-вай! Да-вай!» — подбадривали они некое действие, не видное взору снаружи, но, по всей видимости, стоящее внимания. Рядом стояли дворцовые служанки и о чём-то шептались, стреляя глазками в сторону солдат.
— Что происходит? — спросил у них Согейр.
— Марций и Войкан, — ответила одна, и легату не требовалось больше объяснений.
Он перевёл дыхание, тихо выругался и поспешил разобраться.
Внутри живого круга, все в поту, одни из лучших ангенорских воинов — Марций, сын Иларха, и Войкан, лучник из отряда Гаала, — под одобрительные возгласы наблюдателей заканчивали отжимать от земли первую сотню с каменными плитами на спинах. Воодушевлённый азартом вот-вот выиграть пари Альвгред как раз досчитывал:
— Девяносто семь! Девяносто восемь! Девяносто девять!.. И, ну же, друзья, давайте! Сто! Да, вы сделали это!!
Толпа разочарованно возопила — большинство сделали ставки на то, что никто из этих воинов не справится. Закричали и сами воины, но едва ли от радости из-за выигранных денег, скорее от жгучей боли. Подоспела пара солдат и освободила их от каменной ноши. Совершенно лишённые сил, Марций и Войкан упали лицами в траву.
Перевернувшись на спину и открыв залитые потом веки, они увидели рассерженное лицо легата. Согейр смотрел на них сверху вниз, скрестив руки на груди, что, как известно, было скверной приметой.
Глаза воинов изумлённо распахнулись от испуга перед неизбежной расплатой.
— Я всё могу объяснить, — попытался оправдаться Альвгред, но слова присохли к его языку под испепеляющим взглядом отца.
— В башню. Все трое. Быстро.
В общей комнате Ласской башни было полно людей. Воняло потом, какими-то тряпками и вином. Кто-то чистил свои доспехи, кто-то подшивал сбрую, кто-то играл в карты, но кто бы ни находился в тот момент в помещении, все эти люди исчезли за его пределы, стоило только Согейру ступить на порог. Никто не хотел злить легата ненужными приказами, значение которых было понятно без слов.
Трое виновников, потупившись, стояли перед Согейром, как провинившиеся подростки.
Войкан, наполовину кантамбриец, наполовину эвдонец, был на голову выше любого лучника не только в своём отряде, но и в армии. Изящный, под стать своему альмионовому луку, он был нетороплив и задумчив, отчего создавалось впечатление, что Войкан постоянно витает в облаках. Но, тем не менее, когда дело доходило до драки, его меланхоличность растворялась в воздухе и лучник отправлял врагов к богам с такой невообразимой скоростью, что никто не замечал, когда он выхватывал стрелы из колчана.
Марций Рейес был совсем другим. Он полыхал, как факел. Да, легат снял с него деревянные бусы и обрядил в кирасу, но даже так кирасир выглядел как дитя огненного вихря. Высокий, сильный, огненно-рыжий, он гонял молодняк по плацу, как тигр гоняет антилопу, а потом, даже не устав, мчался в Миртовый дом или таверну, чтобы и там никому не давать покоя.
