Потом последовала томительная пауза длиною в два месяца, когда будто само провидение не желало, чтобы Грета и Мартин пересекались. Она могла только надеяться, что и ему на другом конце города, тоже без нее неуютно, и он тоже грызет себя изнутри ожиданиями и надеждой.
Немного скрасила поблекшие дни зачетная неделя — вот уж где было ни до любовной хандры. После устного зачета по лекциям, на развеске Адлер неожиданно забрал в фонд академии все работы Греты, даже те, которые ругал особенно усердно, доводя Грету до исступления. Если честно, Грета едва в обморок от волнения не падала, когда подавала ему свои работы.
— Да ну, прекрати, — успокаивала ее Суннива, — Ты ему нравишься.
Легко сказать. У Греты сердце заходилось от стука, когда он начинал комментировать ее полотна. Как если бы красной ручкой исправлял ошибки в перспективе и пропорциях прямо на холсте. И хоть он весьма скупо высказался о каждой из них, придравшись к скучным мазкам масла, но сам факт, что Адлер забрал все, буквально кричало о том, что ругал он ее для проформы, чтобы Грета не расслаблялась и не витала в облаках, чем находил реальные поводы для придирок. Когда до конца занятия оставалось еще полчаса, а все зачеты были проставлены, Тео Адлер сменил гнев на милость и устроил первокурсникам небольшой банкет в виде угощения шоколадными конфетами и вишневым соком, припасенными заранее. Так он хотел дать студентам повод немного расслабиться перед предстоящими экзаменами. И таким он нравился Грете больше всего.
После зачета даже июньское солнце будто засияло для нее чуть ярче, а ветер стал дуть теплее. Она собрала вещи в сумку и водрузила широкоформатную папку и неудобный тубус на плечо. Как же ей не хотелось идти со всем этим громоздким добром на остановку ждать душный автобус, чтобы поехать к отцу — он позвонил ей около часа назад и сказал, что его срочно вызвали, и он не сможет приехать за ней сам. В этом весь папа. Суннива и Пауль сразу после зачета направились в общежитие праздновать, но Грета с ними не пошла — она пока не могла расслабиться, к первому экзамену она совсем не готовилась — не хватало времени, а он обещал быть сложным — история искусства, как-никак. Спускаясь по ступенькам, она взглянула на то место, где обычно парковался отец, когда забирал ее. Сейчас там стояла совсем другая машина — чуда не произошло.
Когда она пригляделась, ее сердце гулко ухнуло о ребра — она узнала машину Мартина. Сам хозяин сидел в салоне. Но что он здесь делает?
Он вышел, когда Грета стала переходить улицу. Непривычно летний, в легкой хлопчатобумажной клетчатой рубашке с короткими рукавами, две верхние пуговицы расстегнуты, на запястье блестят тяжелые часы, а в глазах все то же угрюмое выражение. Он окликнул Грету. Она подошла.
— Маркус не смог приехать, — сказал он. — Попросил меня отвезти тебя домой.
Грета с достоинством уняла волнительную дрожь.
Он помог ей загрузить неудобные сумки в багажник.
В дороге они оба молчали. Тишину салона разбавляла только музыка, доносящаяся из магнитолы — едва различимая, тихая.
— Ты долго меня ждал? — девушка решилась нарушить молчание, хотя на языке у нее крутился совсем другой вопрос. Мартин посмотрел на нее сквозь солнцезащитные очки.
— Нет.
И снова молчание. Так они выехали на главную городскую магистраль — улицу Линделан, рассекающую пополам центральный район.
— Спасибо за книгу. Я ее прочла.
— Не за что.
И снова из него слова клещами не вытянешь! С отцом он вел себя совсем по-другому — если хотел что-то сказать, его было не заткнуть. Так может, он молчал, потому что не хотел говорить? Грета тут же обиделась на выдуманную проблему. Мартин с шумом выдохнул и провел свободной рукой по волосам. Грета интуитивно почувствовала, как он собирается с силами.
— Извини за открытку, глупая была идея.
Грета залилась краской:
— Нет-нет! — ей будто почудилось, что он знает, что она всюду носит ее с собой, — Она мне понравилась. Правда. Это было мило.
— Да?
— Да. Но я не ожидала…
— Я тоже.
Их мысли будто прозвучали в унисон.
— Я тебя смущаю? — неожиданно для себя самой спросила Грета, — Ты из-за этого меня избегаешь? — и сразу пожалела, что вообще открыла рот.
— Избегаю?
— Мне так показалось, — попыталась она оправдаться.
— Я тебя не избегаю.
— Тогда в моей комнате… Я тебя испугала.
Не надо было говорить ему этого слова.
Мартин резко пошел на обгон машины впереди.
— Извини, мне не нужно было этого говорить, — Грета кожей почувствовала вспышку его эмоций.
— Я ошибся.
— Я не считаю этот поцелуй ошибкой.
Впереди загорелся красный сигнал светофора. Они остановились. Мартин резким движением снял очки и протер глаза.
— Грета…
— Не считаю его ошибкой и считать не буду, — настырно продолжала она настаивать на своем.
Мартин как-то странно посмотрел на нее и выдохнул.
— Боже.
Его рука застыла на шее.
— Если я тебе не нравлюсь, лучше так и скажи, — сама Грета едва не тряслась от волнения.
— Тебе семнадцать.
— И что?
Мартин покосился на нее.
— Раз мне семнадцать, меня и целовать нельзя? Моей подруге Сунниве тоже семнадцать, она уже три месяца живет со своим молодым человеком.
— И он тоже, видимо, офицер в команде ее отца-комиссара полиции, да? — одернул ее Мартин.
Его тон прозвучал так же резко, как во время споров с Маркусом, когда речь шла об убийстве. Это ее напугало.
— Значит, вот в чем дело? — обида подкатила к самому горлу.
— Извини.
Загорелся зеленый, они поехали дальше.
Грета вынуждена была проглотить свой гнев. Отчасти она еще в тот же день поняла, отчего Мартин так быстро сбежал от нее. Если отец узнает, что его подчиненный неравнодушен к его несовершеннолетней дочери, Мартина могут уволить. Буйное воображение в тот же момент дало пищу тревоге в виде замелькавших перед глазами заголовков газет о педофилии в полиции. Отчасти она и себя винила в том, что, не желая того, поставила Мартина в неудобное положение. Но если он так сильно переживает, значит ли это что-то?
До дома оставалось ехать меньше пятнадцати минут.
— Жаль, что я для тебя только дата рождения в паспорте, — обиженно заявила Грета, уставившись на дорогу Эта фраза его задела. Девушка почувствовала это по тому, как Мартин снова вдавил педаль газа в пол, и машина рванула быстрее. Грета пожалела о сказанном — поняла, как глупо она выглядит. В ее представлении эта фраза звучала намного тоньше и аккуратнее.
