Теперь уже, наверное, полночь, и эта ночь самая холодная. Вот что странно: весь день стояла жара, но к вечеру похолодало. Здесь так сыро, что перепады температуры ощущаются острее. Кэрол жаловалась, что из-за этого ей прошлой ночью приснился кошмар, но не захотела ничего рассказывать.
Только что проверил: да, уже за полночь. Теперь у меня за спиной тридцать лет. Куда-то подевался еще один день рождения. Куда уходят все эти сволочи?
Четвертое июля
Трудно было догадаться, что этот день – праздничный. Утро было сумрачным и сырым. Фрайерс выбрался из постели и начал ритуал утренних упражнений. Вчера он их пропустил, и отчего-то сегодня заниматься было сложнее. Вместо того чтобы сделать на одно отжимание больше, чем в прошлый раз, он едва смог сделать на одно меньше.
Фрайерс потратил почти все утро за «Мельмотом», но к полудню его уже тошнило от трупов, а от путаного сюжета начинала кружиться голова. Все эти рассказы в рассказах, вложенные один в другой, – по отдельности они стали бы отличными заданиями для студентов, но вместе были просто утомительны. Он с радостью отложил книгу и сделал перерыв на обед. Дебора работала в саду под присмотром нескольких кошек помоложе, но приготовила для гостя еду: салат с яйцом, имбирные коврижки и высокий стакан с молоком. Фрайерс пообедал, рассматривая рекламу семян в «Домашних известиях».
Когда он вышел из кухни, оказалось, что погода прояснилась и с небес уверенно светит солнце. Утренняя сырость постепенно отступала, становилось теплее. Фрайерс рассеянно оглядел свою комнату в надежде развеяться. Взгляд остановился на вазе с розами; на фоне зеленоватых стен темно-красные цветы казались яркими, как языки пламени.
Цветы… Не худшая мысль. Фрайерс натянул кеды, взял «Определитель диких растений» и отправился на прогулку.
Спускаясь по склону заднего двора, он решил, что пойдет вдоль небольшого ручейка и проследит, куда тот течет. По его воспоминаниям, вода, пробив извилистое русло на север, через заброшенные поля, похоже, исчезала в лесу. Как раз отличное место для начала исследований. На мелководье он заметил с десяток мелких серебристых рыбок; несколько мертвых плавали брюхом кверху и лежали в грязи на берегу. Лягушек, которых он слышал прошлой ночью, нигде не было видно. Вероятно, они весь день спят; Фрайерс надеялся, что он сам сумеет уберечься от такой привычки.
У первого поворота ручья до него донеслись свист и шорох. Порот – высокий силуэт на фоне солнечного света, склоненная голова, упрямо стиснутые зубы – размахивал косой, расчищая поле от сорняков. Он напомнил Фрайерсу статиста из какого-нибудь фильма Эйзенштейна. Или Мрачного жнеца, когда выпрямлялся.
При приближении Фрайерса фермер остановился.
– Добрый день, – окликнул он гостя. – Куда это вы собрались?
– Просто гуляю.
Порот ухмыльнулся.
– Не хотите попробовать? – То ли приглашающе, то ли вызывающе протянул он косу.
Фрайерс вздохнул.
– Чего бы не попробовать. Надо же узнать, чего мне недоставало в жизни. – Он продрался сквозь высокую траву и взял у Порота косу.
– Держите ее вот так, – сказал фермер, поворачивая лезвие в правильное положение, – и работайте вот… – Он показал руками, – …так.
Вцепившись в косу как в ручки велосипеда, Фрайерс нацелился на травяную кочку и взмахнул орудием. Длинное, сияющее на солнце изогнутое лезвие без всякого вреда просвистело мимо и чуть не воткнулось ему в ногу.
– Вы слишком сильно размахиваетесь, – сказал Порот; если неуклюжесть гостя его и позабавила, он хорошо это скрыл. – Не нужно так изгибать тело.
Фрайерс попробовал еще раз. Он управлялся с инструментом так же неумело, но лезвие зацепило верхушки сорняков и начисто их срезало.
– Вы ее здорово наточили, – заметил Фрайерс, глядя на косу с куда бо́льшим уважением.
Порот сунул руку за пазуху и извлек длинный прямоугольный камень.
– Острая как бритва, – заверил он. – Я правлю лезвие раз десять за день. Но лучше держать его повыше: если зацепите камень, косу можно будет разве что выкинуть. А мне еще работать и работать.
Фрайерс поднял лезвие повыше, но так удерживать косу оказалось еще труднее, слишком много нагрузки приходилось на плечи. После нескольких взмахов они начали болеть.
– Ох! – сказал Фрайерс. Удовольствие от первых успехов успело улетучиться. – Эту штуковину следовало бы делать поменьше, а лезвие – полегче. Мне не нравится эта конструкция. Не размахнешься как следует, не сбив себя с ног.
Порот улыбнулся.
– Друг мой, эта конструкция используется вот уже тысячи лет без всяких изменений. Вам нужен серп. Он меньше и держится одной рукой. Лежит у меня в доме.
– Отлично, – сказал Фрайерс неискренне. – Это будет моим следующим занятием. – Он вернул косу Пороту. – На сегодня с меня хватит уроков фермерства. Думаю, пора становиться естествоиспытателем.
Он помахал рукой и пошел прочь. Порот посмотрел ему вслед.
– Только берегитесь щитомордников. Говорят, в этом году лес ими кишит. На прошлой неделе брат Мэтт видел парочку милях в трех ниже по течению. Не стоит ворошить всякие норы и кусты или переворачивать камни.
Фрайерс замер и подозрительно уставился на землю.
– А что, если он меня укусит?
Порот пожал плечами и занес косу, готовясь к работе.
– Вы не умрете, – сказал он. – Но удовольствия от этого никакого. – И он принялся ритмично и уверенно размахивать косой.
Фрайерс с куда меньшей уверенностью направился дальше вниз по течению. Он знал, что Порот с удовольствием рассказывает всякие ужасы и ему, вероятно, нравится нервировать гостя из города, но его исследовательский пыл все равно поугас.
Хуже всего оказались комары. Возле дома их было не очень много, но воздух над ручьем буквально гудел. Фрайерсу приходилось безостановочно от них отмахиваться. Еще кругом были гусеницы, толстые зеленые, которые лопались, если на них наступить, и мелкие желтые, свисающие с каждого дерева на невидимых ниточках. Несколько раз Фрайерсу приходилось снимать очки, потому что между стеклами и глазами застревали какие-нибудь жучки или листья.
Примерно сотню ярдов трудно было понять, где заканчиваются поля и начинается лес. Приходилось держаться поближе к ручью. Фрайерс пробирался по едва заметной тропинке вдоль берега; вокруг нее теснился непроходимый подлесок. Поначалу он радовался, что прихватил с собой определитель, и то и дело останавливался и рассматривал цветы – те, что не успел затоптать.
Присев на корточки, он опознал бутоны болотного гибискуса, который помнил по «Запрещенным играм», и цветок под названием зверобой продырявленный; книга без особой нужды рекомендовала не употреблять его в пищу. Судя по всему, в лесу было полно ядовитых растений. Фрайерс тщательно запомнил трехдольчатый листок ядовитого плюща. В какой-то момент, заметив крупный, экзотический на вид цветок, он решил было, что отыскал какую-то редкую черную орхидею, но это оказалась всего лишь «скунсовая капуста», она же – симплокарпус вонючий. Вскоре повсюду стали видны громадные кусты того же растения; Фрайерс решил, что в этом есть что-то поучительное.
