В общем, причин для злости хватало, и, прикончив свою порцию, Оля принялась драить свою тарелку так, как будто это был не фарфор, а как минимум покрытый слоем копоти чугун.
Воронцов поднялся следом. Встал так близко, что аж соски закололо. Ну почему, почему ее тело так на него реагирует?!
— Послушай, теща у меня действительно есть, но я не женат.
Оля в сердцах закатила глаза.
— Ну конечно, что еще ты мог сказать после вчерашнего?
Неожиданно Воронцов схватил ее за руку и заставил посмотреть на себя.
— Стал бы я вытворять с тобой такое, если бы был женат? Я, конечно, не подарок, но совесть у меня на месте. А с тещей… Это все слишком сложно, чтобы вот так сразу объяснить, понимаешь?
— Нет, не понимаю, — честно призналась Оля. — Ни этого, ни всего остального.
Все стало слишком сложно. Вчера вот все было кристально понятно, даже верилось каким-то непостижимым образом, что похищение поможет действительно вернуть работу. Какая же дура! Ведь…
Поток самобичевания прервался.
Оля перестала дышать.
Он ее целует! Боже! Как усложнить то, что и без того запуталось донельзя? А вот именно так!
Переспать с ним на трезвую голову? Почему? Ради чего? А если все-таки женат и только обманывает ее? «Мужчинам только это и нужно», снова мамин голос.
— Стой, подожди…
Оттолкнула от себя. Дыхание никак не восстановится. Сердце ходуном. Ноги подгибаются.
Выгнать. Нужно любой ценой его выгнать! Пусть прорубит себе выход молоточком для мяса, прыгает с карниза пятого этажа, только бы убирался! Нельзя же вот так растворяться в желании отдаться ему!
Или можно?
Навис над ней, не уходит.
— Я так не могу… — выдохнула Оля.
— У меня есть защита, — сказал он.
— В каком смысле?
Воронцов взял со стола бумажник и достал из него знакомый пакетик из фольги.
Ольга почувствовала, как вспыхнули щеки. Подумать только, он решил, что она не захочет без презерватива. Как будто других проблем у них нет, самодовольный он индюк!
Нет, честь ему и хвала, конечно, сама Оля об этом думала в последнюю очередь, хотя бы потому что есть множество других способов доставить друг другу удовольствие и обойтись без опасного проникновения.
Так, Ольга! Соберись!
Но тут Воронцов опять заговорил:
— В последний раз, — сказал. — И потом я уйду.
— Ты не вызвал мастеров.
Оля даже спрашивать не стала, а Воронцов не стал спрашивать, как она поняла. Просто кивнул.
Соберись, Оля, повторила она себе. Чтобы из этого похищения вышел хоть какой-то толк, действовать нужно сейчас.
— У меня есть условие.
— Какое?
— Хочу, чтобы ты вернул работу хотя бы тем, у кого есть семья и дети. Ты упомянул о заговоре против тебя… Я не знаю, веришь ли ты мне или нет, но все равно должна сказать, что ничего такого не было.
— Ты не просишь за себя, — медленно сказал Воронцов, — а ведь ради этого и похитила.
Оля невесело улыбнулась.
— Думаю, что мне лучше не возвращаться. После… всего.
Простыня чуть сползла с одного бедра. Впрочем, думала Оля, если она упадет, ей все равно будет на чем… хм, повиснуть.
— Опять не туда смотришь, похитительница, — пробормотал Воронцов.
— Прости, — пискнула Оля.
Вжалась в стену возле раковины.
— Прости за испорченную одежду, за похищение это дурацкое, за то, что вмешалась в твои планы, за… ох! — судорожно вздохнула Оля, когда Воронцов убрал волосы с одного ее плеча и провел губами по шее до ключицы.
— Я так понимаю, это долгий список?
— Да…
Воронцов подцепил ее футболку и потянул вверх, обнажая грудь.
— Хочешь продолжить?
И раньше, чем она ответила, нагнулся и провел языком по ареоле. Кожа покрылась мурашками, соски заныли от желания. Оля сжала бедра, и это не укрылось от взгляда Воронцова. Не прекращая ласкать грудь, он потянулся к леггинсам и стянул их до колен.
Ребята пожарные уже выехали, тушить завтрашнюю проду:)
Глава 12. Ой
Он целовал то одну, то вторую ее грудь, проводя языком по коже, а руки странствовали по спине, животу и ягодицам, заставляя Олю переминаться с ноги на ногу в ожидании, когда же он избавит ее от трусиков.
Она запустила руки в его темные волосы, мечтая о том, как бы сама опустилась на колени и сдернула эту ненавистную простыню. Потом провела бы языком по всей длине, наслаждаясь вкусом и пульсацией под пальцем и губами.
Она бы не спешила. Нет, она бы даже позволила ему кончить первым, чтобы во второй раз он смог разогреть ее для большего. Правда, у них был только один презерватив…
Воронцов поднялся и скользнул языком в ее рот. А после прошептал:
— Что с тобой? Вчера ты не была такой зажатой, насколько я помню.
Глупо говорить, что она стесняется. Особенно после вчерашнего. А как попросить о большем?… У нее ведь даже язык не повернется сказать: «Возьми меня так же, как вчера, потому что я уже хочу тебя настолько сильно, что и детское масло нам не понадобится».
Но от мысли, что сейчас своим поведением Оля испортит все впечатление от вчерашней ночи, она запаниковала еще больше.
— Все хорошо, — только и ответила она.
Потянулась к его губам, позволила завладеть ее ртом, но расслабиться не получалось.
Она хотела оседлать его и позволить творить языком безумные вещи, пока она будет делать то же самое своим, но как сказать об этом? Как об этом говорят? Почему эти «грязные» словечки стоят поперек горла?
Воронцов снова отстранился.
— Да что не так?
Всё, могла бы ответить Оля, всё не так. И прежде всего она трезвая! А куда девать желания, которые вспыхнули в ней вчера под действием алкоголя и как их совместить с обычной жизнью, она не знает.
— Если хочешь, — прошептал Воронцов, — я могу прямо сейчас позвонить мастеру.
Оля покачала головой, прикусив губу, потянулась к простыне на его поясе.
Пробравшись под простыню, провела подушечками пальцев по волоскам на животе Воронцова и ниже, пока не сжала основание члена.
Застонали оба.
Дыхание перехватило оттого, каким горячим и твердым он был. Воспоминания о вчерашнем захлестнули жаром. Нет уж! Теперь он ни за что не должен уходить от нее, пока она в таком состоянии!
Воронцов поддел большими пальцами ее трусики и, наконец, спустил до колен. Оля задрожала.
