Полетела на пол лишенная пуговиц блузка. Оля попыталась отомстить, дернула на себя его рубашку, но пуговицы остались на месте.
— Черт! — прорычала она. — Сделай это сам, пожалуйста.
Он со смехом исполнил просьбу. Сбросил рубашку, и ее тонкие пальцы пробежались по груди, и она вся прижалась к нему, перемежая поцелуи укусами.
— Давай я все-таки быстро в душ? — прошептал он.
— Давай, — ответила она, потянула его в ванную.
— То есть ты не уйдешь?
— Не-а.
Он усадил Олю на стиральную машину, пока она пыталась справиться с его ремнем и молнией на джинсах, и отстранился, тяжело дыша:
— Погоди, ты же сказала, что тебе нельзя?
— Да не важно, что я сказала, — она опять потянулась к его губам, но он выпрямился и строго посмотрел на нее: — Оля, так можно или нет?
Она уткнулась лбом в его голую грудь и ответила с тяжелым вздохом:
— Я соврала.
Он перехватил ее за подбородок и заставил взглянуть в глаза.
— И зачем ты меня обманула?
— Ой, это долго объяснять, не хочу сейчас.
— Проверяла?
— Вроде того, — скривилась она. — Просто… Я же не знала, какой ты на самом деле. А теперь знаю.
Он завел за спину ее руки, потому что она всеми силами пыталась оставить его без штанов.
— Не торопись.
— Хочу торопиться, — захныкала она.
— Почему?
— Алкоголь еще не выветрился.
Настал черед Воронцова закатывать глаза.
— Да брось, сколько там алкоголя в бокале пива? Неужели думаешь, что это алкоголь делает из тебя страстную фурию?
— Да. Это все из-за него, точно тебе говорю.
— И откуда такая уверенность? Проверяла?
Оля до боли впилась ногтями в его плечи. Значит, проверяла.
— Ну, я же не с тобой девственность потеряла, — медленно ответила Оля. — Знала, конечно, потому и не пила вообще последние пять лет.
— А что такого случилось пять лет назад, что ты резко завязала с алкоголем? Оля, не прячь глаза. Посмотри на меня.
Она покачала головой, крепко зажмурившись.
— Та-а-ак, — протянул он. — Неужели это было даже хуже того, что ты вытворяла со мной?
Оля быстро кивнула. Глаз все еще не открывала.
— А насколько хуже? — мягким голосом спросил Воронцов, а у самого на душе кошки скреблись.
— Ровно в два раза хуже, — быстро выпалила Оля.
Глава 24. Хьюстон, у нас проблема
Смысл сказанного дошел до Воронцова не сразу, но, судя по тому, как изменилось его лицо, дошло все равно. Ох и ляпнула же!
— Сразу с двумя? — спросил он в тишине едва ли не по слогам.
Оля только кивнула, пряча лицо у него на груди.
— И тебе понравилось?
— Не знаю! Послушай, я тогда слишком много выпила. И половину не помню. А после… После я никогда столько не пила и больше не повторяла ничего такого.
— А почему меня в клубе не остановила, когда я пытался тебя споить? Не ушла, в конце концов?
— А как бы я ушла? — кисло ответила Оля. — Я же тебя похитить задумала. А чтобы увести оттуда, вот и пришлось наобещать… всякого.
— Скажи мне, а ты такой идейной только после алкоголя становишься?
— Исключительно, — твердо согласилась Оля.
Кстати, полумрак, его близость и откровенный разговор кружили голову даже сильнее алкоголя, но Оля все равно считала, что скорей всего это пиво на нее таким волшебным образом влияет.
— А в обычной жизни ты бы согласилась?
— На что? — сделала вид, что не поняла Оля.
— Сама знаешь, — он поцеловал ее в шею, а она, сидя на стиральной машинке, обвила его ногами.
— Ни за что!
— Правда? И когда со мной была, ты не представляла, что ты не только со мной, а с двумя?
— Нет! — выдохнула Оля.
Боже, пусть он остановится. Она уже горит вся.
— Даже когда я касался тебя везде и при этом был в тебе? — хрипло спросил Воронцов. — Ты ни разу не вспоминала ту ночь?
Оля мотнула головой. Во рту окончательно пересохло. Воронцов впился пальцами в ее бедра, вынуждая немного откинуться назад.
— Знаешь что, Оля, — пробормотал он. — Я думаю, ты врешь.
— Нет, это все… странно. Плохо.
— Разве тебе было плохо? — слова обжигали, как капли раскаленного металла.
— Нет.
— Разве тебе не хочется повторить?
— На трезвую голову? Нет!
— Чего ты боишься?
— Боли.
— Разве в тот раз тебе было больно?
Оля нервно хмыкнула.
— Я, знаешь ли, была не в себе, а в обычной жизни у меня высокий болевой порог и…
— Ш-ш-ш, — Воронцов приставил палец к ее губам. — Хватит, я понял. Но я ведь трезвый сейчас, а хочу ровно того же, что было той ночью, и алкоголь тут совершенно не причем. И ты этого хочешь. Вот почему ты на кухне в тот раз была другой… Ты мне доверяешь?
Ответила она, не раздумывая:
— Да.
— Веришь, что если будет больно, я тут же остановлюсь?
— Да.
— Хочешь повторить?
— О боже, да, — выдохнула она ему в губы.
В этот раз все было иначе. Без спешки, сорванной одежды, царапин и синяков на теле. Он медленно раздевал ее, пока набиралась ванна, а после потянул за собой в воду.
Оля плавилась в его руках, превращаясь в податливый воск. Хотелось все сразу, везде и много, но Воронцов только нагнетал, и казалось, все время мира принадлежит ему одному.
В ванне он продолжил целовать каждый сантиметр ее тела, при этом руки тоже не знали покоя. Кожа стала чувствительной, кровь превратилась в жидкое пламя. Все было иначе, и каждое движение губ и рук ощущались куда острее, чем под воздействием притупляющего ощущения алкоголя.
И все же Воронцов мог набрать полную ванну кипятка или холодной воды, Оля все равно не почувствовала бы разницу. Ее тело было настроено только на него одного, и только он имел значение.
На его шее завтра живого места не останется, поэтому вскоре ее зубы впились в его предплечье. Оля пыталась кусать тыльную сторону собственной ладони, но Воронцов отвел ее руки в сторону.
— Хочу слышать, как ты кричишь.
Кричать и слышать собственные крики, которые звенят и отскакивают от кафеля, то еще испытание. Голову никак не получилось отключить, как и целиком расслабиться. Стыдливость, желание спрятать глаза все еще были сильны, как и раньше.
