Это был горький пряный и запретный поцелуй. Вопиющий для такой отличницы, как Ольга. Сносящий крышу покруче любого урагана. Она целовала его, пока двигалась на нем. А сам Воронцов, не прерывая поцелуя, вернул руку на ее клитор, а сам стал двигаться так быстро, что она стонала в его рот, и голова кружилась от алкоголя и нехватки воздуха.
В голове словно взорвался фейерверк. Перед глазами сверкали пятна света, и уже где-то вдали монотонно отбивали ритм неотрегулированные басы.
Воронцов взял свой ритм и управлял ею, сжимая и приподнимая бедра. Ее отведенные в сторону трусики терлись и об его член, и об ее вопивший о разрядке клитор. Она всхлипнула, пытаясь, найти нужный угол.
— Хочешь кончить, малышка? — прошептал Воронцов на ухо. — Какая ты отзывчивая.
Его большой палец попал точно в цель, не сбиваясь с быстро заданного ритма.
И тогда она взорвалась.
Слишком быстро, она это понимала. Это было не настоящее удовольствие, скорее быстрая и очень необходимая разрядка. Желание скопилось в ее теле, и достаточно было всего несколько правильных движений, чтобы она взорвалась громкими стонами, чересчур громкими, наверное, для тех, кто решил трахаться в публичном месте. Но было плевать.
Воронцов стал двигаться быстрее. Он брал ее жестче, грубо хватая за бедра. Наверное, останутся синяки. Но боль была острой, раздувала неутихающее удовольствие.
Каким-то иным, седьмым чувством, Ольга уловила разочарование мужчины, что он не может сменить позу и взять ее по-другому, а она тоже хотела бы развести ноги еще шире, почувствовать его всего внутри себя, так глубоко, чтобы испытать еще оргазм. И еще.
Но была только эта ночь, и только этот раз. В клубе. Быстро и в одежде. А потом больше никогда не видеться.
Несмотря на выпитый алкоголь, Воронцов кончил быстро. Ольге хотелось думать, что это она его так возбудила, и у него нет с этим никаких проблем. Хотелось верить, что у такого мужчины нет проблем с сексом. Хотя ей-то какое дело до этого, верно?
Она сидела на нем, пока он входил в нее и кончал. А потом почему-то сама взяла его лицо в руки и нежно коснулась губ.
В этот раз Воронцов ответил на поцелуй несмело, как студент-первокурсник. Ах, ну да. Он же принял ее за клубную проститутку, а тем обычно не требуется нежных поцелуев после быстрого перепихона за деньги.
Но она уже не могла остановиться. Первая запустила язык в его рот, и этот поцелуй, пожалуй, был жарче тех, которыми принято обмениваться после секса. Этот поцелуй, словно приглашал начать все заново. И Ольга понятия не имела, почему целовала этого мужчину, которого ей надо отпустить навсегда, именно так — как будто у них впереди еще целая ночь. И может быть, даже не одна.
Он крепче обнял ее и притянул к себе, полностью отвечая на ее жаркие поцелуи. Она почувствовала, как его член шевельнулся внутри нее, словно вновь обретая силу. Воронцов несмело толкнулся к ней бедрами, как будто и сам был удивлен реакцией своего тела.
Ольга тоже повела бедрами. Сама задвигалась, не веря в то, что эта попытка приведет к какому-нибудь результату. Разве мужчинам не необходим продолжительный отдых после секса? Разве это возможно сделать это еще раз, сразу после первого раза?
Его руки вернулись к ее груди. Соски покалывали от напряжения, и она застонала ему в рот, когда он стал перебирать их между пальцами.
Ее тело совершенно волшебным образом откликалось на его ласки. И самое удивительно, что, кажется, его тело поступало также.
Оля почувствовала, что снова заполнена полностью. Что его член снова приведен в полную боевую готовность. Она не знала, плакать ей или радоваться. Она хотела его снова, хотя уже давно должна была, прихватив пальто, бежать из клуба.
— Раз такое дело, — прошептал Воронцов, едва двигая бедрами, — едем ко мне?
Глава 3. Есть идея
О боже.
Он ведь разоблачит ее тут же, стоит им выйти на свет. И какой будет его реакция, даже представить сложно.
Она молчала, закусив губу, а он, видимо, нашел свой способ убедить ее — медленно двигал бедрами, а потом вернул ладонь к ней между ног.
Ольга задохнулась от ощущений.
— Так что скажешь? — повторил босс.
Воронцов попытался вглядеться в ее лицо, но Ольга отвернулась в другую сторону, позволяя локонам спрятать горящие щеки.
— Назови свою цену, — продолжал настаивать Воронцов. — На всю ночь.
Черт его раздери, она ведь должна вернуть себе должность! Только и всего. А этот пожар внутри никак не вписывался в ее планы. И времени на размышления нет, не успеет оглянуться, как легкий аллюр на диване снова превратится в страстный галоп.
А что… Если?…
— У меня есть идея, — прошептала Ольга ему на ухо.
— Хорошо. У меня тоже есть несколько идей о том, как пробраться в эту попку.
Он раздвинул ее ягодицы и провел пальцами. Дыхание сбилось, а сердце пустилось вскачь. Хотела бы она испугаться или возмутиться, куда там! Все силы ушли на то, чтобы не изогнуться со сладким стоном.
— Давай выслушаем сначала твою идею. Говори.
Как ему вообще удается разговаривать, когда он все еще в ней и его движения становятся все настойчивей, а руки не останавливаются ни на миг?
Ольга вцепилась в слово «идея», которое было ее единственным спасительным кругом в бушевавшем океане цвета воронового крыла.
Она сказала, перемежая слова стонами:
— Поехали… ко мне.
— Хм, — отозвался он. — Почему к тебе?
Хороший вопрос, Воронцов, так держать!
Босса, похоже, вообще ничем с толку не сбить, раз он способен не только говорить, но и логично мыслить в таком состоянии. Ольге вот удавалось с трудом. Она едва выдерживала этот напор со всех сторон — пальцы на клиторе, член внутри нее, а другой рукой он маняще гладит попу.
Говорить правду никак нельзя. А значит, нужно срочно соврать и сделать это максимально убедительно. Настолько, чтобы Воронцов кинулся за ней, не раздумывая.
Ольга собрала всю волю в кулак и сказала:
— Только дома… я смогу полностью расслабиться, чтобы… Чтобы…
Она позволила его пальцу немного проникнуть в себя.
Воронцов с ответом не спешил. Задумался. Ну же, решайся.
— И часто ты водишь домой клиентов?
Никого она домой не водила — ни клиентов, ни тем более боссов. У нее даже кота не было, потому что она постоянно пропадала на работе. Так что врать даже не пришлось.
— Ты первый.
Говорить она не боялась — даже родная мать не узнала бы сейчас ее голос, искаженный до хриплого шепота.
— Так понравился? — хмыкнул Воронцов.
