Вот от последнего воспоминания все перед глазами затягивало красным. Не знаю, к счастью или нет, но навредить я мог только себе, с чем успешно справлялся.
У меня было ощущение, что я упал в насос, откачивающий пресную волу. Выкручивало суставы, внутри все горело, а темнота перед глазами сменялась короткими возвращениями в сознание. И когда я выныривал на поверхность, то злился еще больше.
Какие только слова не пришли мне в голову, когда я ждал нашего водителя. В больницу мне было нельзя из-за репутации отца, поэтому я набрал доктора Э’рера. К счастью, он согласился принять меня у себя на дому. Не будь этой испепеляющей изнутри боли, я бы о прогулке к океану даже не заикнулся, но здесь пришлось признаться: на случай, если это важно. Впрочем, я не собирался раскрывать свои секреты Э’реру, просто сказал, что решил испытать себя и отцовскую силу.
Доктор разозлился. Его ноздри раздулись, он процедил, что я поступил слишком самонадеянно, и что он был лучшего обо мне мнения. Правда, это было уже после пары часов восстановления, когда боль перестала скручивать внутренние органы, и я снова мог нормально дышать и даже сесть на кушетке (в доме Э’рера был медицинский кабинет).
— Я прошу вас не рассказывать об этом моему отцу.
Э’рер искренне оскорбился.
— Я доктор, Лайтнер, и знаю, что такое врачебная тайна. Так что рассказывать обо всем придется именно тебе. Но если ты продолжишь наплевательски относиться к самому себе, то я без зазрения совести сообщу Диггхарду об этом. Или мы с тобой, как с пациентом, распрощаемся.
Да плевать! Если отец не узнает о моей вылазке к океану, я готов пообещать быть паинькой весь следующий год!
Но сегодня я прошел по краю. По словам Э’рера мне вообще грозила кома: не знаю, пытался ли он меня запугать или говорил правду, но осторожность не помешает. И не только в том, что касается здоровья, а ради Эн, семейки Мэйс и всего, что я задумал.
Вернувшись домой, я настолько погрузился в собственные мысли, что слишком поздно заметил вышедшую мне навстречу маму.
— Лайтнер! Твои глаза! Что случилось?
Я мысленно ругаюсь на всех и вся. Какого едха я снял очки?
— Пустяк. Все в порядке, мам. Правда. Я просто не рассчитал свои силы, и на сегодня я вне игры. До завтра все пройдет.
Вот ненавижу ей врать! А это вроде как полуправда. Завтра утром явлюсь к отцу, и он накачает меня новой порцией силы.
Но мама не отстает:
— Ты с кем-то подрался?
— Это был силовой спарринг, — ухватываюсь я за предложенную отмазку. — На тренировке. Не переживай, хорошо?
Сжимаю ее миниатюрную ладонь в своей и смотрю в глаза. Это срабатывает, как в детстве: морщинка на лбу матери разглаживается, а на губах появляется слабая улыбка.
— Хорошо, — повторяет она. — Пожалуйста, не заставляй меня волноваться.
Внутри поднимается волна стыда за мой обман: все-таки то, что я делаю и что собираюсь сделать не настолько безопасно. Но я душу это жалящее чувство в зародыше. А мама… Маме проще знать, что у меня все хорошо. Хотя что-то мне подсказывает, что она до конца не поверила.
Тем не менее мама бережно пригладила мою челку, коснулась пальцами щеки.
— Ты всегда можешь рассказать мне обо всем, что тебе беспокоит, — прошептала она. — Знаю, у меня нет отцовской силы и влияния, но, поверь, я могу дать нечто большее. Любовь. Поддержку. Лайтнер, я всегда поддержу тебя. Встану на твою сторону, что бы ни случилось.
Сказать, что я удивлен, значит, ничего не сказать. Потому что всегда считал, что отец душит мать как личность, закрывает ее своей широкой фигурой во всех смыслах, запугивает. И совсем не ожидал того, что в моей хрупкой и маленькой матери столько мудрости и внутренней силы.
— Спасибо, мам, — киваю я, хотя уверен, что никогда не воспользуюсь ее предложением. У нее большое сердце, поэтому его нужно беречь. — Я тоже тебя люблю.
Она кивает и улыбается.
— Лайтнер, как у тебя с той девушкой? Той, из-за которой ты улыбался.
Напоминание о синеглазке заставляет меня поперхнуться воздухом.
Ну да, из-за нее я улыбаюсь. Еще злюсь, сомневаюсь во всем на свете и чувствую себя то героем (когда я нашел убежище для ее сестер), то придурком (когда поцеловал). А так у нас Мэйс просто идеальные отношения.
— Не уверен, что ей нравлюсь, — признаюсь я.
— Ты и не нравишься?
— Представь себе! Такая девчонка существует.
— Может, ты просто еще не нашел ключик к ее сердцу? — с лукавой улыбкой заявляет мама.
Я думаю, что синеглазка тот еще сейф на дне моря, и к которому нужен не ключ, а шестизначный шифр. Вопрос в другом: хочу ли я его разгадывать?
Мама уходит, и я наконец-то могу пойти к себе и выспаться.
А перед сном еще все обдумать. Тем более что подумать есть о чем.
Например, о том, что Ромина угрожала Мэйс и ее сестрам. И, наверняка, той девчонке, ее подружке. А значит, пришло время показать этой надре, кто настоящий хозяин в Кэйпдоре и Ландорхорне. Если отец отказался делать это на своем уровне, то я разберусь с Д’ерри самостоятельно.
И начну с Родреса.
Так как у Родди появились «новые друзья», я решил побеседовать с ним там, где нам не помешают. Попросту, заявиться к нему в гости.
И лучше с самого утра.
Доктор Э’рер сдерживает свое слово, и все, о чем спрашивает Диггхард К’ярд во время нашей следующей встречи — как обстоят дела с контролем. Я отвечаю, что с переменным успехом, и отца устраивает такой ответ.
А после вливания силы я чувствую себя так, что готов свернуть горный хребет Дракур. Кажется, мое тело смирилось и привыкло к тому, что его заряжают как батарейку. Учитывая, что сегодня я не собираюсь ехать к океану, все вообще отлично.
Семья Родди живет в нескольких кварталах от нашего особняка. Дом у них не настолько роскошный по отцовским меркам, зато он ультрасовременный. Мне всегда нравился минимализм. У них, кажется, всего двое слуг, потому что в доме абсолютно все автоматизировано: начиная от сканера на воротах и заканчивая автоматическим смыванием унитаза после того, как с него встанешь, закончив свои дела. Еще бы! Ведь родителям Родреса принадлежит компания «Бигихор», производящая эйрлаты, защитные системы и, пожалуй, всю электронику в Ландорхорне.
Стоит коснуться звонка, система-дворецкий впускает меня в дом. Родди ждет? Сильно сомневаюсь.
И действительно, меня встречает ньестра Б’игг. Худая и высокая, она носит каблуки даже дома (никогда не видел ее в другой обуви). О том, что они с Родресом родственники напоминают только кучерявые волосы и глубоко посаженные темные глаза. Впрочем, возможно они были бы гораздо больше похожи, если бы ньестра Б’игг не увлекалась переделыванием своего лица. Например, в прошлый раз у нее точно была другая форма носа.
