Из «Бабочки» мне перевели аванс, на который теоретически можно было существовать месяц. Если не существовать, а жить, то недели две, а если жить на полную, то дня три-четыре. Я выбрала первый вариант (мало ли, что будет дальше), и по дороге домой купила себе лапши у дядюшки Ро и сладкую булку на утро.
Вообще мне было дико непривычно осознавать, что по возвращении домой ничего делать не надо. То есть совсем ничего. В бассейн сегодня идти было нельзя по определенной причине, Вартас был занят, а домашнее задание… ну, домашнее задание — это же вообще ерунда. Особенно когда делаешь его не ночью, когда мысли расплываются, как водоросли, а очень даже днем. Выяснилось, что днем я делаю все в разы быстрее, поэтому получилось даже немного позаниматься по пропущенным дням.
Декан восприняла мое освобождение с кислым лицом, но главное, что восприняла. И приняла, что не радовать не могло. В итоге после того, как закончила заниматься, решила взяться за уборку. Сидеть на месте и ничего не делать у меня всегда получалось очень плохо, а пыль в доме сама себя не вытрет, и полы тоже не помоют. Ближе к ночи, когда дом больше напоминал музей, а тоска по сестрам отступила на задний план, я устроилась на диване под пледом, глядя на пенящееся море.
Как же хочется распрощаться со своим страхом раз и навсегда! Я привыкла быть сильной, но эта боязнь воды стала для меня слабостью, через которую пока не получалось перешагнуть. Не получалось, но обязательно получится! Об этом подумала, когда взгляд наткнулся на банку: разумеется, бабочки в ней уже не было, равно как не было и воды, но саму банку я оставила. Чтобы помнить о том, что произошло, и почему мне нельзя сдаваться.
Почему Митри и Тай должны жить у Зорга.
Почему я ездила в их школу и договаривалась о дистанционном обучении.
Правда, это все равно не очень помогало. Я так привыкла к тому, что сестры постоянно мельтешат перед глазами — в череде бесконечно сменяющих друг друга будней, что сейчас, когда они оказались от меня далеко, по-настоящему смогла оценить их присутствие. То, как это на самом деле важно, чтобы близкие люди, семья, были рядом. Чтобы можно было зайти и пожелать доброй ночи (сколько раз я это сделала за последнее время? Ответ — нисколько), чтобы можно было обнять и спросигь, как дела в школе, как настроение, или просто посидеть на кухне и поболтать ни о чем.
К сожалению, загоняя себя в рамки бесконечного действия, я напрочь забывала о таких вот маленьких, простых, уютных радостях. Стоило свалиться в обморок хотя бы ради этого. Ради того, чтобы понять, что я теряю, когда бесконечно мечусь между работой и Кэйпдором. Может статься, Лэйс была права, когда говорила про обучение.
Что оно мне даст?
Уютную клетку, где въерхи все равно все будут решать за меня?
Я настолько ушла в свои мысли, что когда засветился дисплей, вздрогнула.
«Вирна, привет! Это снова я, у Зорга опять было хорошее настроение».
Я улыбнулась и быстро подтянула к себе тапет.
«Ага. Тай пролила ему на брюки горячий льяри».
Я фыркнула.
«Осторожнее там, а то он сдаст вас обратно».
«Тебе так не хочется, чтобы мы возвращались?»
Я почему-то представила Митри: сидит на кровати, скрестив ноги, ярко-красные волосы стянуты в пышный хвост. Рядом вертится Тай, заглядывает в наш диалог, и от этого стало очень-очень уютно. И чуточку тоскливо, что я не с ними, там.
«Хочется. Очень», — призналась. И добавила:
«Мне вас безумно не хватает».
Судя по тому, что ответа не было долго, Митри слегка зависла. Впрочем, когда она все-таки написала, мне стало тепло.
«Твое „не хватает“ звучит гораздо круче, чем „Я скучаю“».
«Я скучаю мне показалось слишком пресным. Знаешь, что я вспомнила?» — снова смотрю на банку.
«Как мама и папа загадывали нам загадки».
«О! Я тоже это помню! Они спрятали мой подарок на день рождения, и заставили его искать с помощью подсказок, которые приходили на мой тапет».
Какое-то время сообщений не было, потом Митри написала:
«По ним я тоже очень скучаю».
Миг — и следующее сообщение.
«Мне их безумно не хватает. Так же, как Лэйс».
«Лэйс жива», — пишу я.
Молчание.
Что ответить на это молчание? В ночь, когда погибли мама и папа, был сильный шторм. На базе защиты Ландорхорна полетела автоматика, удерживающая сектор на Пятнадцатом, силовые щиты лопнули. Пока успели включить аварийный, разрушило несколько домов и перевернуло платформу, на которой они возвращались домой. На той платформе было трое человек, и никто не выжил. Никто не выжил и в тех домах, эту улицу в Пятнадцатом закрыли, и все обходят ее стороной. Равно как я обхожу стороной мысли о той ночи.
Потому что даже сейчас у меня по коже идет мороз.
Мама и пана работали там, где живет Алетта, и океан оборвал их жизни в один миг.
«Эй, не реви», — приходит сообщение.
«Есть немного, — Митри меняет тему. — Скажи мне лучше, когда нас выпустят из заточения?»
Мне не хочется говорить им о том, что произошло с Роминой, поэтому я пишу:
«Точно скоро? И если ты еще не была в нашей школе, можно тебя кое о чем попросить?»
Вообще-то я уже была, но тут мне становится интересно.
«В общем, есть один мальчик… Светлые волосы, учится в моем классе, зовут Рикард Дроган».
«Ну ты просто глянь, не таскается ли он с такой девицей, с глазищами на пол-лица и с короткой стрижкой. Очень надо».
«Во-первых, подглядывать нехорошо…»
«Это не подглядывание, это благородная слежка».
«Слежка не бывает благородной. А во-вторых, зачем он тебе, если он с ней таскается?»
«А зачем тебе К’ярд?!» — тут же огрызается сестра.
«Кто сказал, что он мне нужен?!»
«Кто сказал, кто сказал… у тебя при виде него глаза становятся как у океанской ррики, а мозгов столько же, сколько у маруны. Все, пока, Зорг пришел».
