— Оплата за что? — уточняю я. — За то, что вы будете ставить на мне опыты?
Доктор качает головой.
— Зачем же так резко. За то, что я изучу вашу особенность, а главное, для того, чтобы понять, как вам прикасаться к въерхам без возможности заработать сильнейшее истощение и аллергическую реакцию.
Что?
— Не стану вас торопить, — произносит он, указывает на стол. — Я оставил вам свою карточку, с помощью нее вы сможете в любой момент со мной связаться. Одевайтесь, я пока закажу эйрлат, и вас отвезут.
Он выходит, и только сейчас на меня обрушивается волна осознания.
У меня нет ключей.
У меня нет документов.
У меня нет ничего, кроме моей одежды и понимания того, что Лайтнер привез меня сюда и попросил отвезти обратно, и мысли о том, что… он меня бросил?
Эта мысль совершенно идиотская, но я никак не могу от нее избавиться. Она бьет в меня раз за разом, как молния в обугленное дерево на скале, и мне кажется, что если сейчас я остановлюсь на ней еще раз, то просто рассыплюсь пеплом. Поэтому все, что я себе говорю — мне надо успокоиться. Мне надо успокоиться, добраться домой, взять в руки тапет и написать ему.
Доктор сказал: «Ему пришлось», а значит, что-то случилось. Случилось что-то срочное, иначе бы он не уехал, это просто я в лучших традициях Вирны Мэйс думаю самое худшее.
Точнее, то, что для него это было просто…
Так, все.
Я выбираюсь из капсулы, сбрасываю недосорочку на пол, потом все-таки подбираю и складываю на стул. Как раз в ту минуту, когда понимаю, что моя одежда — это плед. Это мой старенький плед, который лежал на диване в моей комнате, и от абсурдности ситуации мне хочется рассмеяться. Вот только боюсь, что если я начну смеяться, ничем хорошим это не кончится, поэтому сорочку приходится надеть обратно. А после — завернуться в плед, узлами завязав его снизу и сверху, а образовавшуюся в середине прорезь стянуть руками. В итоге я напоминаю бабочку, которая неудачно пытается выбраться из кокона, а когда доктор заглядывает в свой кабинет, молча принимаю одноразовые тапочки.
— Не забудьте карточку, — говорит Э’рер, но, медлит. Видимо, пытается понять, как мне ее можно отдать.
Я высовываю руку, и один край плела слегка расходится, но стоит карточке оказаться в моей ладони, я с силой ее сжимаю и заворачиваюсь еще плотнее.
Водитель на меня косится, и я его могу его понять. Очевидно, принимая вызов, он совершенно не представлял, что в таком районе может оказаться такая пассажирка.
Об этом я стараюсь не думать, равно как и о том, что случилось у Лайтнера.
Потому что он не ушел… не оставил бы меня в таком состоянии, если бы не…
Надеюсь, у него все хорошо. Я просто на это надеюсь.
И когда дверь эйрлата автоматически открывается, бросаюсь к дому. Холод впивается в ноги, я слышу рев мотора за спиной (водитель спешит убраться с Пятнадцатого), но мне все равно. Сейчас мне главное добраться до тапета, и я влетаю в незапертую дверь, бегу в комнату. Мгновения, пока открываются сообщения — он все время тормозит — кажутся самыми долгими в моей жизни и в то же время дают короткую отсрочку. В эти мгновения я думаю, что Лайтнер уже написал мне, что он все объяснил, но…
Нет. Он мне не написал.
Зато сверху мигает сообщение от «Академия Кэйпдор».
Я открываю и моргаю на слова: «Нисса Мэйс, уведомляем вас о том, что вы отчислены».
Мне кажется, что это какой-то кошмар, но ниже идут сообщения о том, что мои пропуска и все, что касается обучения, аннулировано. Я все еще не верю, поэтому пытаюсь войти на страницу Академии, используя логин и пароль, но мне выдает сообщение «В доступе отказано».
Это какой-то бред.
Это просто бред.
Меня же не могли отчислить вот так, ничего не сообщив мне! У меня слегка дрожат пальцы, когда я набираю контакты деканата факультета лиабиологии. Сегодня выходной, точнее, выходной у меня, у меня нет пар, но секретариат точно должен работать. И я бы поехала туда, я бы бежала через весь город, если бы не заявление об аннулированных пропусках. Теперь меня даже не пустят на Второй!
Секретарь не отвечает долго, а когда я слышу ее голос, холодный и равнодушный, мне стоит огромных усилий собрать все свое спокойствие, чтобы произнести:
— Это Мэйс… Нисса Вирна Мэйс. Мне пришло уведомление об отчислении. Должно быть, это какая-то ошибка…
— Нисса Мэйс, — перебивает меня секретарь, — никакой ошибки нет. Вы отчислены.
— Почему?!
В голове крутятся тысячи вариантов, но первыми в голову приходят пропуски, и я выпаливаю, перебивая ничего не успевшего ответить секретаря:
— Это из-за того, что много пропустила?! У меня есть обоснования… — Да что там есть, документы прикреплены несколькими сообщениями ранее, когда я общалась по поводу освобождения. — Я же отправляла вам. Я могу переслать, я…
— Вы отчислены не поэтому, нисса Мэйс, — холодно произносит секретарь, — а из-за недостойного поведения.
— Что?!
— Ваше поведение на территории Академии недопустимо. Камеры зафиксировали, как вы без малейшего стеснения соблазняли ньестра К’ярда в раздевалке, а после уединились прямо на парковке в его эйрлате, что является прямым нарушением правил.
Что?!
— Всего доброго, нисса Мэйс.
Секретарь отключается раньше, чем я успеваю что-либо сказать, а ее «всего доброго» звучит в ушах, как насмешка.
Я сажусь.
Потом встаю.
Снова сажусь.
Вспоминаю, с чего вообще схватилась за тапет и пишу:
Лайтнер, у тебя все хорошо?
Стираю.
Стираю.
Смотрю на мигающий курсор, после чего набираю сама. Сообщение остается неотправленным, он не отвечает. Тишина кажется такой звенящей, что режет слух. Я думаю о том, чтобы ехать к нему, но потом понимаю, что у меня нет пропуска на Первый круг. У меня есть только этот тапет и тишина. И воспоминания о том, что случилось в этой самой комнате.
Еще у меня есть контакты Кьяны, ей я и пишу:
Она отзывается тут же:
Я не знаю, зачем… и что я скажу, но когда набираю, у меня даже совершенно спокойный голос:
— Привет.
— Привет, — повторяет она. — Что-то случилось?
