— Меня отчислили из Кэйпдора благодаря вам?
Какое-то время мы молча смотрим друг на друга, и я прямо вижу, как меняется его взгляд. Как из него уходит пренебрежение и втекает жесткость. А ведь они с Лайтнером действительно очень похожи, с той лишь разницей, что передо мной его более взрослая версия. В эту минуту я думаю о том, что мне рассказала Дженна, и о том, что знает Лайтнер. О том, что происходит в мире.
— Хорошо. Теперь я понимаю, чем вы его привлекли. Вы действительно умны.
Его устами это звучит как оскорбление.
— Я бы не смогла попасть в Калейдоскоп, не будь это так. Правильно?
— Не зарывайтесь, нисса Мэйс, — меня осаживают спокойным тоном, от которого по коже стелется холод. — Я здесь исключительно для того, чтобы предложить вам и вашим сестрам достойный выход из…
Он окидывает взглядом кухню, на которой мы так часто собирались вчетвером, а когда-то и вместе с родителями, и в пылающих глазах снова эта брезгливость. Такое чувство, что ему тошно здесь находиться, и что его просто в веревки крутит от того, что он вынужден это делать.
— Ситуации. Я дам вам достаточно денег, чтобы вы могли переехать в достойный район. Чтобы могли позволить себе лучшую школу для своих сестер.
Он говорит «для своих сестер», но не говорит про Лэйс. Он вообще ничего не говорит про то, про что в общем-то должен бы… про моих родителей, про то, что они были ныряльщиками, про то, что он может сломать мне жизнь одним щелчком пальцев. Нет, он и так может, я в этом не сомневаюсь. Направляясь сюда, он наверняка перетряхнул все грязное белье нашей семьи, которое только сумел найти, но он предлагает мне деньги.
В эту минуту я, кажется, впервые за этот вечер чувствую прилив сил.
Диггхард К’ярд или не знает про Лэйс (что маловероятно), или она жива. Она не попала в Подводное ведомство, как в свое время мои родители. Она просто скрывается, и…
— Я знаю, что вы их прячете.
Но не знаете, где.
Мне удается удержать эту информацию при себе.
— И я знаю, что вам нужны деньги. Они у вас будут, если вы дадите мне обещание никогда ни словом не упоминать о том, что произошло между вами и моим сыном.
Между вами и моим сыном — в интонациях такая разница, как если бы нас разделял океан.
— А что произошло между мной и вашим сыном?
Диггхард К’ярд удовлетворенно кивает.
— Я знал, что мы с вами договоримся, нисса Мэйс.
Я пожимаю плечами.
— Мне не нужны ваши деньги.
От удовлетворенного спокойствия хищника не остается и следа.
— Мне вообще ничего от вас не нужно. И если вы в следующий раз соберетесь со мной побеседовать, стучите, пожалуйста.
В его прищуре плещется раскаленная лава.
— Я не предлагаю дважды, нисса Мэйс, — холодно произносит он. — Предупреждаю: если вздумаете болтать о моем сыне, очень сильно об этом пожалеете.
— Не боитесь, что я начну болтать о вас? — спрашиваю я и сильнее сжимаю пальцы на предплечьях. Меня трясет не то от холода (дверь он оставил открытой), не то от напряжения. — О том, что вы вломились ко мне в дом, а потом угрожали мне.
Диггхард К’ярд смотрит на меня сверху вниз. А потом произносит так, словно само мое имя его пачкает:
— Нет, нисса Мэйс. Таких, как вы, я не боюсь.
Он поворачивается ко мне спиной и выходит. Я слышу удаляющиеся шаги, но дверь по-прежнему остается открытой. Когда я до нее добираюсь, меня уже реально колотит, не помогает ни дыхание вар-до, ни попытки сжать кулаки. Меня трясет так, что зуб на зуб не попадает, от ярости, напряжения, отчаяния, боли. Все это перемешивается во мне в таких концентрациях, что кажется, я сейчас просто взорвусь. Вместо этого я смотрю, как правитель Ландорхорна салится в эйрлат, а следом садится один из его телохранителей. Эйрлат совершенно неприметным: еще бы, если кто-то увидит Диггхарда К’ярда на Пятнадцатом…
Я начинаю задыхаться, и когда огни эйрлата гаснут в осенних сумерках, захлопываю дверь. Грохот обрушившейся на берег волны перекрывает треск, а я возвращаюсь к себе.
Собираю сумку.
Беру тапет и пишу Дженне: «Ты сегодня будешь?»
Как ни странно, она отвечает почти сразу: «Что-то важное?»
Не знаю, можно ли назвать важным то, что я собираюсь ей сказать, но пишу: «Да».
Подхватываю куртку, выключаю везде свет, на ходу сую шокер в сумку. Почти бегу к платформе, с трудом справляясь со срывающимся дыханием. До начала смены еще шесть часов, но я не могу сидеть здесь. Не хочу сидеть здесь. Не в этой комнате, не в этом доме, не сегодня.
Не сейчас.
Я не знаю, как справиться с эмоциями, и меня швыряет, как щепку на волнах. От мыслей о том, что Лэйс жива, к прицелу взгляда правителя Ландорхорна: «Мой сын совершил ошибку, и он очень об этом сожалеет».
«Я не мой отец, Вирна».
Мне очень хочется верить последним словам. Мне хочется этого больше всего на свете, но почему он не нашел даже минуты, чтобы со мной связаться?! От бессилия хочется выть, вместо этого я кутаюсь в куртку и вглядываюсь в темноту. Обычно ожидание платформы кажется бесконечно долгим, но сейчас я не замечаю, как проваливаюсь в мысли и прихожу в себя только когда она тормозит на станции.
Несколько человек окидывают меня угрюмыми взглядами и идут под плавучими фонарями домой. Наверное, хорошо, когда у тебя есть дом, но мой мне домом быть перестал. С тех самых пор, как я осталась здесь одна. С тех самых пор, как Митри и Тай больше не засыпают за соседней стенкой, а Лэйс не возвращается по утрам, чтобы наорать на меня и сказать, какая я эгоистка.
У меня больше нет дома.
У меня больше нет семьи.
У меня даже учебы больше нет — интересно, что бы Лэйс на это сказала?!
У меня ничего не осталось.
Только я.
И чувство, которое жжет изнутри.
Я думаю, что когда-нибудь будет иначе, и только эта мысль позволяет мне продержаться до Четвертого. Охранники здороваются, но я отвечаю непривычно скупо и иду в сторону гримерных.
— Вирна! — доносится мне в спину. — Тебя ждут Дженна и Н’эргес. У нее в кабинете.
Значит, все-таки ждут?
Чудесно.
Я глубоко вздыхаю, коридор встречает меня приглушенным светом. Крылья бабочек-светильников рассыпают мягкий неон, но даже от него сейчас почему-то слезятся глаза. Перед дверью в приемную замираю.
Мне ясно, что когда я туда войду, дороги назад не будет, но…
«Нет, нисса Мэйс. Таких, как вы, я не боюсь».
Я открываю дверь, прохожу мимо пустого стола. Секретаря уже отпустили, а значит, меня действительно ждут. Захожу в кабинет, пропитавшийся туманом сладкого дыма от сигарет Дженны. Сегодня действительно холодно, настолько холодно, что море невыносимо спокойное, а она даже не открыла окно.
