Будучи в агонии, я, должно быть, пошевелилась. Я услышала, как медсестра сказала анестезиологу, что у меня «неполный» наркоз. Он сказал ей ввести мне еще препарат, добавив: «Нет необходимости писать об этом в карте». Это последнее, что я помнила».
В своей последнем электронном письме мне Нэнси изо всех сил пыталась передать мне экзистенциальную суть травмы.
«Мне хотелось бы рассказать вам, что представляют собой эти яркие вспышки воспоминаний. Время словно сворачивается, и прошлое сливается с настоящим, словно меня физически перенесли в прошлое.
Символы, связанные с пережитой травмой, какими бы безобидными они ни были в реальности, становятся объектами ненависти и страха, их хочется уничтожить, а если такой возможности нет – убежать от них. Так, например, железо в любом виде, будь то игрушка, утюг, плойка, – воспринимаются орудиями пыток.
Каждая встреча с человеком в хирургическом костюме вызывает у меня диссоциацию, дезориентацию, физическое недомогание, а иногда осознанную злость.
Мой брак медленно разваливается на части – мой муж стал для меня олицетворением тех безжалостных смеющихся людей [хирургической бригады], что причинили мне боль. Я пребываю в двойственном состоянии. Мое тело окутывает пелена полного бесчувствия, однако прикосновение маленького ребенка возвращает меня в реальность. На какое-то мгновение я становлюсь не просто безвольным наблюдателем, а полноценным участником протекающей вокруг жизни.
Любопытно, что я прекрасно справляюсь со своими обязанностями на работе, и меня постоянно хвалят. Жизнь продолжается с каким-то особенным чувством фальши.
Есть в этом двойственном состоянии что-то странное, непривычное. Я устала от него. И тем не менее я не могу отказаться от жизни, и не могу обманывать себя, убеждая, что все пройдет, если не обращать на это внимания. Я столько раз вспоминала случившееся в той операционной, и каждый раз ко мне приходила какая-то новая подробность.
Столь много деталей из этих сорока пяти минут по-прежнему мне неизвестны. Мои воспоминания все еще обрывочны, однако я уже не думаю, что мне нужно знать все до последней мелочи, чтобы понять случившееся.
Когда страх спадает, я понимаю, что могу с этим справиться, однако частичка меня в этом сомневается. Прошлое очень сильно тянет к себе; это темная сторона моей жизни, и время от времени мне приходится там зависать. Повторно переживая эти события, я помогаю себе понять, что я выжила – судя по всему, мне это удается, однако я не могу зафиксировать это чувство».
Первые признаки выздоровления появились, когда Нэнси потребовалась другая, более серьезная операция. Она выбрала для проведения операции бостонскую больницу, попросив о предварительной встрече с хирургами и анестезиологом, чтобы обсудить свой предыдущий опыт, а также попросить, чтобы на операции разрешили присутствовать и мне. Впервые за многие годы я надел хирургический костюм и сопроводил ее в операционную, пока ей делали анестезию. На этот раз она очнулась, чувствуя себя в безопасности.
Два года спустя я написал Нэнси, попросив разрешения на использование в этой главе ее рассказа про интранаркозное пробуждение. В ответном письме она рассказала мне про свою дальнейшую судьбу: «Хотелось бы мне сказать, что та операция, на которой вы так великодушно согласились присутствовать, положила конец моим страданиям. К сожалению, это не так. Примерно полгода спустя я приняла два решения, которые оказались предусмотрительными. Я сменила когнитивно-поведенческую терапию на психодинамическую психотерапию, а также записалась на пилатес.
На одном из последних сеансов я спросила у своего психиатра, почему он не пытался вылечить меня, как это безрезультатно пробовали другие психотерапевты. Он сказал, что пришел к выводу – так как я справлялась с детьми и работой, – что мне хватит жизнестойкости, чтобы исцелиться самой, если он создаст для этого подходящую среду. Этот час раз в неделю стал для меня убежищем, где я постепенно поняла, что именно со мной случилось, после чего воссоздала цельный, умиротворенный образ себя самой. Пилатес помог мне восстановиться физически, а женщины, с которыми я тренировалась, охотно приняли меня и предоставили социальную поддержку, которой мне так не хватало в жизни после перенесенной травмы. Укрепив эти три составляющие – психологическую, физическую и социальную, – я создала чувство внутренней защищенности и контроля и привязала свои воспоминания к отдаленному прошлому, дав волю настоящему и будущему».
Часть V. Пути к выздоровлению
Глава 13. Исцеление от травмы: владение самим собой
Я не хожу на психотерапию, чтоб подтвердить, что я с приветом.
Я каждую неделю иду туда все за одним ответом,
Что люди думают о ней, всегда прекрасно знала.
Там можно, мол, лишь помешаться на себе, ну и влюбиться в мозгоправа.
Теперь же я смогла вокруг всех полюбить,
А нужно было мне лишь о себе поговорить.
Дар Уильямс, песня «What Do You Hear in These Sounds» (Что ты слышишь в этих звуках)
Никто не может «вылечить» войну, изнасилование, растление или любые другие ужасные события, раз уж на то пошло; случившегося уже не отменить. С чем, однако, можно разобраться, так это с отпечатками травмы на теле, разуме и душе: сдавливающим чувством в груди, которое можно назвать тревогой или депрессией; страхом потери контроля; постоянной готовностью к тому, чтобы столкнуться с угрозой или быть отвергнутым; ненавистью к себе; ночными кошмарами и болезненными яркими воспоминаниями; тем туманом, что мешает сосредоточиться на текущих задачах, в полной мере участвовать в своей жизни; неспособностью полностью открыться сердцем другому человеку.
Травма лишает человека чувства контроля над собой, того, что я буду называть в последующих главах самоуправлением (1).
Главная задача процесса выздоровления состоит в том, чтобы вновь овладеть собственным телом и разумом – своим «Я». То есть человек должен не стесняться своих знаний и чувств, при этом не позволяя им овладеть собой и не испытывать злости, стыда или апатии.
Большинству людей для этого нужно: 1) найти способ успокаиваться и концентрироваться, 2) научиться сохранять спокойствие, несмотря на зрительные образы, мысли, звуки или физические ощущения, которые напоминают о прошлом, 3) найти способ жить на полную в настоящем и полноценно взаимодействовать с окружающими, 4) избавиться от необходимости хранить от самого себя секреты, включая секреты о том, что ему пришлось сделать, чтобы выжить.
Эти цели – не какие-то шаги, которые нужно совершить один за другим в определенной последовательности. Они пересекаются между собой, а достичь некоторые из них может оказаться сложнее, чем другие, в зависимости от индивидуальных обстоятельств. В каждой из последующих глав я расскажу о конкретных методах и подходах, которые помогут их осуществить. Я постарался сделать эти главы полезными как для переживших травму людей, так и для лечащих их психотерапевтов. Людям, оказавшимся подверженными временному стрессу, они также могут оказаться полезны. Я активно использовал каждый из этих методов в лечении собственных пациентов, а также испытал их на себе. Некоторым людям достаточно какого-нибудь одного из них, однако большинству на разных этапах выздоровления помогают разные подходы.
