С тех пор неврологические исследования показали, что у нас имеются две отдельные формы самовосприятия: одна отслеживает наше «Я» сквозь время, а другая воспринимает наше «Я» в настоящем.
Первая – наше автобиографическое «Я» – связывает между собой наши переживания, объединяя их в последовательную историю. В основе этой системы лежит язык. Наши истории меняются по мере того, как мы их рассказываем, так как меняется наше восприятие их, и мы учитываем новую поступающую информацию.
Другая система – самовосприятие в текущий момент – основана главным образом на физических ощущениях, однако если мы чувствуем себя в безопасности и нас не торопят, мы можем подобрать слова, чтобы выразить и эти ощущения. Эти две формы осознания расположены в разных частях мозга, которые практически не связаны между собой (10). Только система, отвечающая за самосознание, которая расположена в медиальной префронтальной коре, способна оказывать влияние на эмоциональный мозг.
В терапевтических группах для ветеранов, собрания которых я раньше устраивал, мне иногда доводилось наблюдать совместную работу этих двух систем. Эти солдаты рассказывали ужасные истории про смерти и разрушения, однако я обратил внимание, что их тело при этом зачастую излучает чувство гордости и принадлежности к группе. Аналогично многие пациенты рассказывают мне про счастливые семьи, в которых они выросли, в то время как их тело сутулится, а голос звучит напряженным и зажатым. Одна система создает историю, предназначенную для общественности, и если мы рассказываем эту историю достаточно часто, то сами начинаем верить, что в ней и заключена вся правда. Вместе с тем вторая система регистрирует другую правду: то, как мы воспринимаем ситуацию глубоко в душе. Именно к этой второй системе и нужно достучаться, подружиться и примириться с ней.
Совсем недавно в моей университетской больнице вместе с группой клинических ординаторов, проходящих практику в психиатрии, мы опросили молодую девушку с височной эпилепсией, которая проходила обследование после попытки самоубийства. Ординаторы задавали ей стандартные вопросы про ее симптомы, принимаемые ею лекарства, ее возраст в момент постановки диагноза, а также про причины, подтолкнувшие ее попытаться покончить с собой. Она отвечала сухо и без эмоций: диагноз ей поставили в пять лет. Она потеряла работу; она знала, что не справлялась с ней; она чувствовала себя никчемной. По какой-то причине один из ординаторов спросил, подвергалась ли она сексуальному насилию. Этот вопрос меня удивил: она ничего не говорила про какие-либо проблемы в личной жизни, я стал подозревать, что этот врач преследовал какие-то собственные интересы
[52].
Как бы то ни было, история, рассказанная пациенткой, не объясняла, почему она так расклеилась после потери работы. Тогда я спросил у нее, каково было маленькой девочке узнать, что с ее мозгом что-то не так. Это заставило ее покопаться в себе, так как у нее не было готового ответа на этот вопрос.
Сдавленным голосом она сообщила нам, что самым ужасным в ее диагнозе было то, что после него ее отец больше не хотел иметь с ней дела: «Он просто видел во мне неполноценного ребенка». Она сказала, что никто ее не поддержал, так что ей, по сути, пришлось, справляться со всем самой.
Затем я спросил у нее, что она теперь думает об этой маленькой девочке, у которой нашли эпилепсию и которой пришлось полагаться только на себя. Вместо того чтобы жаловаться на свое одиночество или злиться из-за отсутствия поддержки, она решительно сказала: «Она была глупой, плаксивой и зависимой. Она должна была принять случившееся и взять себя в руки». Очевидно, в ней говорила та часть ее, которая отважно пыталась справиться с ее бедствием, и я отметил, что, вероятно, она помогла ей тогда со всем справиться. Я попросил ее позволить сказать той напуганной, брошенной девочке, каково ей было оказаться совсем одной, когда ее недуг был усугублен отторжением со стороны семьи. Она начала всхлипывать и долго молчала, пока наконец не сказала: «Нет, она этого не заслуживала. Ее должны были поддержать, кто-то должен был о ней позаботиться». Затем она снова переключилась и с гордостью рассказала о своих достижениях – о том, сколько она всего добилась, несмотря на отсутствие поддержки. История, составленная для окружающих, и ее внутренние переживания наконец сошлись между собой.
Тело – это проводник
Истории о пережитой травме уменьшают вызванную ею изоляцию, а также дают объяснение испытываемым людьми страданиям. Они помогают врачам ставить диагнозы для излечения таких проблем, как бессонница, приступы ярости, ночные кошмары или эмоциональный ступор. Кроме того, истории позволяют людям найти виновника в случившемся с ними. Желание найти виноватого – общая для всех людей черта, которая помогает им чувствовать себя хорошо, когда им на самом деле плохо, или, как говаривал мой учитель Элвин Семрад: «Ненависть движет миром». Вместе с тем истории также скрывают более важную проблему, а именно то, что психологическая травма радикально меняет людей – они перестают быть «собой».
Невероятно сложно выразить словами это ощущение – чувство, что ты больше не являешься самим собой. Прежде всего язык появился, чтобы сообщать информацию о происходящем вокруг, а не делиться нашими внутренними чувствами (даже речевой центр в мозге отдален от центра самовосприятия дальше некуда). Большинству из нас проще описывать кого-то другого, чем самого себя. Как однажды сказал гарвардский психолог Джером Каган: «Описание наших глубинных переживаний можно сравнить с попыткой достать из глубокого колодца крохотные и хрупкие хрустальный фигурки с боксерскими перчатками на руках» (11).
Когда не удается подобрать нужные слова, можно привлечь связанную с телом внутреннюю систему самовосприятия, которая говорит на языке ощущений, интонаций и мышечных напряжений. Способность воспринимать внутренние телесные ощущения лежит в основе эмоционального самосознания (12). Если пациент скажет мне, что ему было восемь, когда его отец ушел из семьи, я, скорее всего, остановлю его и попопрошу заглянуть внутрь себя: что он чувствует, когда рассказывает мне про мальчика, больше никогда не видевшего своего отца? Где в своем теле он это ощущает? Когда человек прислушивается к своему нутру, заглядывает внутрь себя, все начинает меняться.
Записки самому себе
Существуют и другие способы достучаться до своего внутреннего мира чувств. Один из самых эффективных – это писать. Большинству из нас доводилось изливать свою душу гневными, обвинительными, жалобными или грустными письмами людям, которые нас предали или бросили. От этого нам практически всегда становится легче, даже если мы в итоге их и не отправляем. Когда пишешь самому себе, не нужно переживать о мнении других людей – нужно лишь прислушаться к своим мыслям и дать им волю. Позже, перечитывая написанное, вы непременно откроете для себя что-то неожиданное.
