Связь со сном
Вскоре после того, как я узнал про ДПДГ, меня попросили рассказать про мою работу в лаборатории исследования сна при Массачусетском центре психического здоровья, которой заведовал Алан Хобсон. Хобсон (вместе со своим учителем Мишелем Жуве) был известен тем, что открыл участок в мозге, где генерировались сны, а один из его помощников, Роберт Стикголд, только начинал исследовать механизмы сновидений. Я показал группе видеозапись с пациенткой, страдавшей от тяжелого ПТСР на протяжении тринадцати лет вследствие ужасной автомобильной аварии, которая всего за два сеанса преобразилась из беспомощной паникующей жертвы в уверенную и решительную женщину. Боб (Роберт. – Прим. пер.) был в восторге.
Несколько недель спустя подруга семьи Стикголда впала в такую сильную депрессию после смерти ее кошки, что ее пришлось госпитализировать. Обследовавший ее психиатр заключил, что смерть кошки пробудила неразрешенные воспоминания о смерти матери этой женщины, когда ей было двенадцать, и он направил ее к Роджеру Соломону, известному специалисту по ДПДГ, который успешно ее вылечил. После этого она позвонила Стикголду и сказала: «Боб, ты должен это изучить. Это очень странная штука – она что-то делает с мозгом, а не с разумом».
Вскоре после этого в журнале «Сновидения» появилась статья, в которой было выдвинуто предположение, что ДПДГ как-то связана с быстрым сном, или БДГ-сном (быстрое движение глаз) – фазой сна, во время которой человек видит сновидения (7). Исследования уже показали, что сон, в особенности сон со сновидениями, играет важную роль в регуляции настроения. Как отмечалось в этой статье, во время БДГ-сна глаза быстро двигаются из стороны в сторону, прямо как во время сеанса ДПДГ. Увеличение продолжительности БДГ-сна подавляет депрессию, в то время как с уменьшением количества БДГ-сна вероятность впасть в депрессию возрастает (8).
ПТСР славится своей связью с нарушением сна, а самолечение с помощью спиртного и наркотиков еще больше способствует сокращению БДГ-сна. Во время работы в больнице для ветеранов мы с коллегами обнаружили, что ветераны с ПТСР часто просыпаются после того, как у них начинается фаза быстрого сна (9) – возможно, из-за того, что к ним в сон прокрадываются обрывки травматических воспоминаний (10). Другие исследователи также заметили эту явление, однако посчитали, что оно никак не поможет понять природу ПТСР (11).
На данный момент известно, что и глубокий, и быстрый сон играют важную роль в изменении воспоминаний со временем. Спящий мозг трансформирует воспоминания, увеличивая отпечаток важной с эмоциональной точки зрения информации, помогая при этом избавляться от несущественной (12). В серии изящных исследований Стикголд вместе с коллегами показал, что спящий мозг способен даже извлечь смысл из информации, значимость которой мы в бодрствующем состоянии не осознаем, и интегрировать ее в большую систему памяти (13).
Во время сновидений раз за разом проигрываются, перекомпоновываются и заново интегрируются обрывки старых воспоминаний на протяжении месяцев и даже лет (14). Они постоянно обновляют наше подсознание, определяющее, на что будет обращать внимание бодрствующий мозг.
Самым же, пожалуй, важным для ДПДГ является то, что во время БДГ-сна активируются более отдаленные ассоциации, чем во время бодрствования или глубокого сна. Так, например, когда подопытных будили из глубокого сна и давали им тест на словесные ассоциации, они давали стандартные ответы: горячий/холодный, твердый/мягкий и т. д. После пробуждения из БДГ-сна они приводили менее традиционные ассоциации, такие как вор/неправильно (15). Кроме того, им было гораздо легче решать простые анаграммы после БДГ-сна. Это переключение на более отдаленные ассоциации может объяснить, почему сны зачастую бывают такими странными (16).
Таким образом, Стикголд и Хобсон вместе с коллегами открыли, что сны помогают установить новые связи между, казалось бы, несвязанными воспоминаниями (17). Поиск новых ассоциаций – главный аспект творческих способностей; как мы уже видели, он также играет важнейшую роль в лечении.
Неспособность перестраивать свои переживания является одной из поразительных особенностей ПТСР. Если Ноам из четвертой главы смог представить батут, который бы спас будущих жертв террористов, травмированные люди оказываются застрявшими в застывших ассоциациях: любой человек в тюрбане попытается меня убить; любой мужчина, проявивший ко мне внимание, хочет меня изнасиловать.
Наконец, Стикголд предположил четкую связь между ДПДГ и переработкой воспоминаний во время сновидений: «Если двусторонняя стимуляция ДПДГ способна изменять состояния мозга подобно тому, как это происходит во время БДГ-сна, то теперь существуют убедительные доказательства того, что ДПДГ-терапия способна использовать обусловленные сном процессы, которые могут быть блокированы или терять эффективность у страдающих от ПТСР, позволяя тем самым осуществить эффективную переработку воспоминаний и разрешение травмы» (18). Возможно, главное указание при ДПДГ-терапии «Зафиксируйте этот образ у себя в голове и просто следите за движениями моего пальца» в точности повторяет происходящее в спящем мозге. Пока эта книга отправляется в печать, мы с Рут Ланиус занимаемся изучением реакций мозга во время вспоминания как травмирующего события, так и обычных переживаний, на судорожные движения глаз пациентов, размещенных в томографе, выполняющем фМРТ. Следите за новостями.
Ассоциация и интеграция
В отличие от традиционных форм экспозиционной терапии при ДПДГ-терапии очень мало внимания уделяется возвращению к пережитой травме. Сама психологическая травма определенно является точкой отсчета, однако упор делается на стимуляцию ассоциативного процесса. Как показало наше исследование Прозака и ДПДГ, медикаменты способны подавлять зрительные образы и ощущения, вызывающие ужас, однако они остаются запечатанными в разуме и теле. В отличие от участников, которым помог Прозак – чьи воспоминания были лишь подавлены, а не интегрированы в общую картину жизни, продолжая вызывать значительную тревогу, – те, кто прошел ДПДГ-терапию, больше не переживали отчетливые отпечатки травмы: она превратилась для них в историю об ужасном событии, случившемся многие годы назад. Как сказал один из моих пациентов, махнув рукой: «Все позади».
Хотя нам и не известны точные механизмы работы ДПДГ-терапии, то же самое можно сказать и про Прозак. Прозак воздействует на серотонин, однако до сих пор непонятно, увеличивает или уменьшает его уровни, в каких именно клетках мозга это происходит, а также почему у принимающих его людей снижается чувство страха. Точно так же мы не можем сказать наверняка, почему разговор с близким другом приносит такое огромное облегчение, и я удивлен тому, как мало людей изъявляют желание изучать этот вопрос (19).
Перед врачами лежит только одно обязательство: сделать все возможное, чтобы помочь своим пациентам. В связи с этим клиническая практика всегда была рассадником экспериментов. Одни эксперименты заканчиваются неудачей, другие оказываются успешными, а некоторые, такие как ДПДГ, диалектическая поведенческая терапия и терапия внутренних семейных систем, в итоге кардинальным образом меняют врачебную практику. На подтверждение эффективности всех этих методов лечения уходят десятилетия, и этот процесс сильно замедляет тот факт, что поддержку, как правило, получают исследования уже зарекомендовавших себя методик. Меня успокаивает история пенициллина: с момента открытия его антибиотических свойств Александром Флемингом в 1928 году до окончательного выяснения механизмов его действия в 1965-м прошло почти сорок лет.
