Отчаянные времена требуют отчаянных мер
Мы все знаем, что происходит, когда мы чувствуем себя униженными: всю свою энергию мы направляем на свою защиту, разрабатывая всевозможные стратегии выживания. Мы можем подавить свои чувства; мы можем выйти из себя и начать планировать месть. Мы можем стать настолько влиятельными и успешными, чтобы больше никто никогда не смог причинить нам вреда.
Многие виды поведения, которые классифицируются как психиатрические проблемы, включая некоторые мании, навязчивые влечения и панические атаки, равно как большинство видов саморазрушительного поведения, изначально представляли собой стратегии самозащиты. Эти адаптации к травме настолько сильно мешают нормальной жизни, что врачи и сами пациенты зачастую полагают, что полное исцеление невозможно.
Когда эти симптомы считаются необратимыми, лечение ограничивается поиском подходящих медикаментов, что может привести к пожизненной зависимости – это ставит психологическую травму в один ряд с заболеваниями почек, требующих регулярного диализа (1).
Гораздо продуктивнее воспринимать агрессию или депрессию, заносчивость или апатию как приобретенное поведение: в какой-то момент пациент решает, что для выживания ему необходимо быть грубым или незаметным, а то и вовсе сдаться. Подобно травматическим воспоминаниям, которые настойчиво овладевают человеком, пока им не будет положен конец, травматические адаптации продолжаются, пока организм человека не почувствует себя защищенным и не интегрирует все составные части себя, которые упорно борются с травмой.
Все перенесшие травму люди, с которыми мне доводилось встречаться, адаптировались по-своему, и я не перестаю восхищаться этими людьми. Я знаю, как много сил уходит у них на выживание, и поэтому не удивляюсь той цене, которую им частенько приходится за это платить: отсутствию любящих отношений со своим собственным телом, разумом и душой.
Адаптация наносит свой урон. Многим детям гораздо безопасней ненавидеть себя, чем рисковать своими отношениями со взрослыми, на чьем попечении они находятся, выражая злость или пытаясь сбежать. Как результат, пережившие насилие дети вырастают во взрослых, убежденных, что они недостойны любви – только так их неокрепший мозг мог объяснить столь ужасное отношение к ним. Они выживают путем отрицания, игнорирования и отсечения огромных пластов реальности: они забывают всю жестокость; они подавляют свой гнев или отчаяние; они блокируют свои физические ощущения. В людях, переживших в детстве насилие, зачастую живет застывшая во времени детская составляющая, которая до сих пор крепко держится за эту ненависть к самому себе и отрицание. Многие взрослые, пережившие ужасные события, попадают в ту же самую ловушку. Подавление бурных эмоций может быть чрезвычайно полезным в краткосрочной перспективе. Это может помочь сохранить честь и независимость; может помочь сохранить самообладание для выполнения важных задач, таких как спасение сослуживца, забота о детях или восстановление дома.
Многие виды поведения, которые классифицируются как психиатрические проблемы, включая некоторые мании, навязчивые влечения и панические атаки, равно как большинство видов саморазрушительного поведения, изначально представляли собой стратегии самозащиты. Эти адаптации к травме настолько сильно мешают нормальной жизни, что врачи и сами пациенты зачастую полагают, что полное исцеление невозможно.
Проблемы приходят позже. Став свидетелем подрыва своего друга на мине, солдат может вернуться к гражданской жизни и попытаться выкинуть случившееся из головы. Оберегающая часть его знает, как справляться с работой и ладить с коллегами. Вместе с тем он может регулярно срываться на своей девушке или же впадать в эмоциональный ступор и оцепенение, когда, поддавшись ее ласковым прикосновениям, начинает чувствовать, что теряет контроль. Скорее всего, он не будет отдавать себе отчет, что его разум автоматически связывает это чувство с параличом, испытанным им в момент смерти друга. Тогда в дело вступает другая оберегающая часть, создающая отвлекающий маневр: он злится и, не понимая, что его спровоцировало, начинает думать, что дело в ней. Разумеется, если он продолжит срываться на ней (и на последующих девушках), то его ждет одиночество. Тем не менее он может так никогда и не узнать, что пассивность активирует травмированную часть его, в то время как другая часть, управляющая гневом, вступает в дело, чтобы защитить эту уязвимую часть. Психотерапия помогает людям отказаться от своих иррациональных убеждений, тем самым спасая им жизни.
Как мы уже видели в тринадцатой главе, основная задача при исцелении от травмы заключается в том, чтобы научиться жить с воспоминаниями о прошлом, не поддаваясь им в настоящем. Вместе с тем большинство переживших травму людей, включая тех, кто прекрасно – а порой даже блестяще – преуспевает в некоторых аспектах своей жизни, сталкиваются с другой, еще большей трудностью, которая заключается в перестройке системы мозга/разума, которая была создана, чтобы справляться с наихудшим. Подобно тому, как для интеграции травматических воспоминаний их необходимо пересмотреть, нам необходимо заново обратиться и к тем частям себя, что выработали защитные модели поведения, которые помогли нам выжить.
Мозг – это мозаика
Каждый из нас состоит из разных частей. Прямо сейчас часть меня не прочь вздремнуть, в то время как другая хочет продолжать писать. Все еще оскорбленная обидным электронным письмом, третья часть меня хочет отправить колкий ответ, в то время как четвертая хочет просто его проигнорировать. Большинство людей, которые знали меня, знакомы с моими эксцентричными, искренними и раздражительными частями; кто-то даже сталкивался с живущей внутри меня маленькой рычащей собачкой. Мои дети напоминают мне про семейный отпуск, в котором вовсю проявлялись части меня, любящие игры и приключения.
Когда мы заходим утром в офис и видим над головой начальника грозовую тучу, то сразу же понимаем, что нас ждет. У этой злой его части своя особая интонация, лексикон и поза – совсем не то, что вчера, когда вы показывали друг другу фотографии своих детей. Эти части – это не просто чувства, а отдельные сущности со своими собственными убеждениями, целями и ролями в общей экосистеме наших жизней.
То, насколько хорошо мы ладим с самими собой, во многом зависит от наших внутренних управленческих качеств – от того, насколько хорошо мы прислушиваемся к различным частям себя, заботимся о них и не даем им друг другу мешать. Эти части не существуют по отдельности, представляя собой лишь элементы сложного переплетения мыслей, эмоций и ощущений.
Когда Маргарет кричит «Я тебя ненавижу!» во время ссоры, Джо, наверное, думает, что она его презирает – и в этот момент Маргарет может с ним согласиться. На самом же деле злится лишь часть ее, и эта часть временно затмевает другие ее чувства – любовь, благородство, – которые запросто могут вернуться, когда она увидит опустошение на лице Джо.
Все известные школы психологии признают наличие у людей субличностей, которым даются разные названия (2). В 1890 году Уильям Джеймс написал: «Следует признать, что… все имеющееся сознание может быть разделено на сосуществующие части, которые игнорируют друг друга, оперируя одними и теми же объектами знаний» (3). Карл Юнг написал: «Психика – это саморегулирующаяся система, поддерживающая свое равновесие подобно тому, как это делает тело» (4), «Естественное состояние человеческой психики состоит в столкновении ее различных компонентов и в их противоречивом поведении» (5) и «Урегулирование этих противоречий представляет большую проблему. Таким образом, соперником является не кто иной, как наше второе я» (6).
