* * *
Поэтическое отделение концерта заканчивается, и под бурные овации мы с Евтушенко покидаем сцену. Перемещаемся в зрительный зал, где в первом ряду оставлены два места. Пока идет небольшой перерыв и музыканты расставляют свои инструменты, нас окружают зрители. Евтушенко большой мастер в живом общении с публикой – поэт улыбается, сыплет остротами и вообще испускает вокруг себя флер очарования, под который тут же попадают особы женского пола. Женя просто купается в дамском внимании и восхищении, щедро раздает автографы – явно наслаждается всем этим. Я же держусь намного скромнее, как и положено начинающему автору, и, отвечая на вопросы публики, веду себя не в пример сдержаннее. Аудитория вокруг меня собралась по большей части мужская, оттого и сами вопросы серьезные – почти все они относятся к «Городу». Кто был прототипом главных героев, живы ли они, какова их дальнейшая судьба? Еще раз мысленно даю себе слово позаботиться об Асе.
Наше общение с публикой прерывается с продолжением концерта, вернее с его второй, музыкальной, частью. Молодые ребята из джаз-банда играют с огоньком, задорно, много импровизируют, это настоящее живое выступление. Исполняют они известные современные песни, что-то я слышу впервые – в общем, впечатления остаются приятные. Но… не более того. Не цепляет. Мне трудно восхищаться музыкой, которую слышал по радио все свое детство и которая изрядно приелась еще тогда. Восхищаться песнями времен молодости наших мам и пап, над которыми мы снисходительно, а иногда и зло посмеивались в юности. Оказалось, что в моей второй жизни при суперпамяти есть свои большие минусы – я не могу воспринимать сто раз виденное и слышанное как что-то новое и уж тем более новаторское. Невозможно получить первое, даже самое яркое впечатление дважды. Потому что я уже знаю: на смену этой музыке, этим фильмам, этим спектаклям придут более свежие, интересные и более профессионально сделанные. Сейчас же мне остается только вежливо хлопать.
После концерта большая часть публики расходится, а нас с Евтушенко ведут в офицерскую столовую, которая на время превращена в банкетный зал. Отдельные столики сдвинуты буквой «П», как на свадьбе, и накрыты белыми скатертями. В роли двух свадебных генералов, видимо, выступаем мы с Женей. Он-то, наверное, привык к подобному: застолье для артистов после концерта – вполне привычная практика, – а вот мне как-то неловко. Впрочем, первое смущение быстро проходит. Гагарин знакомит нас со своими товарищами, по очереди представляя их. Я, волнуясь, пожимаю руки Титову, Быковскому и Поповичу, на их кителях, как и у Юры, Звезды Героев Советского Союза… Слышать по радио и телевидению прославленные имена первых космонавтов – это одно, а видеть этих людей рядом с собой, говорить с ними – совсем другое. Ощущения непередаваемые!
На данный момент по программе «Восток» в космосе побывали уже шестеро космонавтов, но семейной пары Николаева и Терешковой на концерте не было – у них недавно родился ребенок, и им явно не до развлечений. Зато здесь присутствуют все остальные летчики из Первого отряда – те, которые тоже скоро отправятся в космос, но в рамках новых космических программ – «Восход» и «Союз». Вот они стоят передо мной – герои, имена которых никому пока не известны: в форме – Комаров, Леонов и Беляев, рядом с ними в штатском – Феоктистов и Егоров, один – инженер-конструктор, другой… врач. Полет «Восхода-1» с тремя космонавтами на борту состоится совсем скоро, уже в октябре, «Восхода-2» – в марте, и тогда впервые человек выйдет в открытый космос. Экипажи, видимо, уже сформированы, потому что космонавты держатся вместе.
Рассаживаемся за столом, я оказываюсь между Гагариным и круглолицым, загорелым Леоновым. Последний постоянно улыбается, весело шутит. Все окружающие смеются, шутят в ответ.
Еда на столе вполне обычная, как в любом рядовом ресторане, никаких особых изысков. Тосты произносятся и в нашу честь, и за здоровье принимающей стороны. Но пьют за столом мало, рюмки и фужеры поднимают скорее чисто символически. Не похоже, что спиртное здесь под запретом, просто ребята из отряда космонавтов знают свою норму. Я вообще не пью, помня, что мне потом за руль садиться, а вот Женя, которого привезли на служебной машине, ни в чем себя не ограничивает, и на его поведении это сильно сказывается. Он становится шумным, громко смеется и с жаром рассказывает о своей недавней поездке на Братскую ГЭС. С видимым удовольствием выслушивает похвалы в свой адрес. Комплименты Женя любит. Как и всеобщее внимание. А мне это только на руку.
Мы сидим и тихо разговариваем с Юрой. Он тоже собирается в отпуск и сейчас решает, куда ему с семьей поехать. Да уж… с его известностью со спокойным семейным отдыхом могут возникнуть проблемы. Если только на необитаемом острове ото всех скрыться? Гагарин смеется, говорит, что этот вариант он тоже рассматривал. Неожиданно выясняется, что Юра – большой фанат водных лыж и даже принял участие в организации Всесоюзной федерации этого вида спорта. В следующем году они уже собираются проводить первые официальные соревнования. Уговаривает меня хотя бы раз прокатиться на водных лыжах, чтобы почувствовать, как это здорово. Его увлечение мне понятно – человека отстранили от полетов на самолете, берегут его как национальное достояние, а душа-то по-прежнему требует риска и выплеска адреналина. Не удивительно, что его страсть к катанию на водных лыжах разделяют и многие другие товарищи по отряду космонавтов – эти парни привыкли жить на грани риска.
Рассказываю в ответ о серфинге. Мол, на Западе стало модным кататься на доске на волнах. Попутно выполняя разные пируэты.
– Там, наверное, специальная доска нужна, – вздыхает Гагарин. – У нас такую без чертежей не сделаешь.
– Да и волн таких на Черном море нет, – соглашается Леонов. – Американцам хорошо, вокруг них аж два океана.
– Волны есть. Например, на пляже Джемете, – возражаю я, дочищая тарелку.
– Это где? – удивляется Юра.
– Недалеко от Анапы.
Анапа, небольшой городок на Черном море, постепенно становится главной детской здравницей. А рядом с ним – Джемете, песчаное дно которого дает отличные волны.
– Ну разве что там… – недоверчиво тянет Леонов.
– Не верите? – Меня цепляет скептицизм на лицах космонавтов. – Я через три дня еду на юг. Сделаю доску и встану на волну. В доказательство пришлю вам фотографии.
Ага. Алексей Русин – первый советский серфингист. Так спасем СССР!
Гагарин смеется, Леонов одобрительно хлопает по плечу.
Дальше разговор за столом неизбежно заходит о фантастике и прогнозах на будущее. Оптимизм присутствующих по этой злободневной теме просто зашкаливает. Все свято уверены в том, что полет советских космонавтов на Луну – дело ближайших пяти лет (Челомей уже и ракету Н1 для этого дела готовит), и там мы снова будем первыми. Для меня это странно слышать не от простых обывателей, а от людей, сведущих в космонавтике. Ведь уровень нашей автоматики и электроники слишком слаб. Этот факт тщательно скрывают, однако практически в каждом полете что-то случается и возникает нештатная ситуация – то автоматика откажет, то еще какие-нибудь инженерные огрехи вылезут. Власти при этом беспрерывно подгоняют Королева, требуя от него невозможного, а при такой нервной гонке крупные ошибки неизбежны. Для подготовки первого полета на Марс эти оптимисты отводят лет десять. Представляю их разочарование, если бы они сейчас узнали, что даже и через пятьдесят лет эти полеты так и не будут осуществлены.
