Можно было бы уже поехать в лагерь, но Ленка дала нам задание заглянуть в местные магазины и купить чего-нибудь к чаю. А поскольку во всех магазинах был обеденный перерыв строго с двух до трех дня, нам пришлось подождать, пока они откроются. И тут мы увидели совершенно замечательную картину: рядом со входом в Дом творчества, представлявшим собой помпезную, но облупившуюся на солнце арку, располагался павильон с ошеломляющим названием «Коктейли». У этого павильона, невзирая на жару, толпился народ довольно интеллигентной наружности, который не спеша цедил вино и коктейли из высоких стаканов, вел светские беседы, что-то обсуждал. Такое ощущение, что у них здесь некое подобие клуба для «высокоинтеллектуального общения». Ну как мы могли пройти мимо?! Тоже взяли себе по коктейлю. Холодный напиток приятно освежал и слегка кружил голову.
– Ба, Лешка! Русин! Да ты ли это?! – весело хлопнули меня сзади по плечу.
Оборачиваюсь – Евтушенко собственной персоной! Худой, загорелый до черноты и оттого белозубый, как негр. И, конечно же, снова в окружении поклонниц.
– Привет, Жень! Какими судьбами?
– Я-то в Доме творчества отдыхаю, а ты где остановился?
– Мы с друзьями на машинах – в бухте Тихой палаточный лагерь разбили.
Знакомлю его со всеми по очереди, Юлька с Викой, кажется, на грани обморока. Ну как же – сам Евгений Евтушенко, светоч советской поэзии, с которым никто не сравнится по популярности. Женьке их немой восторг явно нравится, он беззастенчиво разглядывает наших красавиц, благо там есть на что посмотреть. Моя фамилия тоже производит впечатление. Публика здесь начитанная, а мое имя сейчас на слуху. К нашему разговору начинают внимательно прислушиваться.
– А чего вы так далеко забрались?
– Ну, ты же помнишь, как я ребятам в Звездном обещал доску для серфинга освоить? Вот сначала две недели в Оленевке тренировались, теперь сюда перебрались.
– Освоил?
– А то! Приезжай к нам в гости, сам убедишься.
– Слушай, старик, я тоже хочу! А то ты потом будешь хвалиться перед космонавтами, а мне Юре Гагарину в глаза будет стыдно смотреть.
Народ вокруг тихо ахает. Вот так запросто упомянуть о своем знакомстве с космонавтами и лично Гагариным – небожитель!
– Знаешь что, Русин? А я вот прямо сегодня к вам и нагряну. Вы же на машине? Место для меня найдется?
– Да не вопрос, поехали! Давай через полчаса. Встречаемся у местного отделения милиции, мы там свои машины оставили.
– О’кей!
Дальше все закрутилось, понеслось… Ударить лицом в грязь перед Евтушенко нам не хотелось, а поэтому для начала мы заглянули в ближайший магазин, где купили халву в железной банке и вафельный торт, который продавался пластами на развес. Потом, забрав «звезду советской поэзии» от отделения милиции, поехали на рынок и там уже затарились основательно. Вот сильно сомневаюсь, что тетки с рынка знали хоть одно Женькино стихотворение, но встречали они его, как родного, и Евтушенко это совершенно не смущало. Он успевал и прицениться, и шутливо поторговаться с продавцами, и ответить на все вопросы отдыхающих. Евгений радостно купался во всеобщем восхищении, и надо ли уточнять, что основная масса его поклонников была женского пола? Все-таки есть в этом дамском угоднике что-то этакое… Среди гуляющих по рынку нашлись даже те, кто узнал меня, а скорее мою приметную бороду. Вскоре за нами уже ходила целая толпа зевак, что, признаюсь, здорово меня нервировало. Евтушенко же это только забавляло.
– Русин, привыкай к всенародной славе! Еще пара выступлений по телевизору, и тебя начнут хватать за руки на улицах Москвы.
– Ты считаешь, что меня это должно радовать?
– А почему нет?! – удивление Евтушенко было абсолютно искренним.
– Хотя бы потому, что минусов у такой славы наверняка не меньше, чем плюсов.
– Не куксись! Сам увидишь, как изменится твоя жизнь, когда станешь любимцем всей страны.
Ну да. Для кого-то это самоцель – прославиться, стать всенародным любимцем и всю оставшуюся жизнь стричь с этого купоны. Только у меня-то задачи иные. Мне известность нужна, чтобы конвертировать ее в авторитет и влияние, но использовать их я буду в совершенно других целях. СЛОВО в голове согласно прошумело.
Забив багажники снедью, уже собираемся рассаживаться по машинам и уезжать с рынка, как вдруг нас окликают из белого «москвичонка» с местными номерами:
– Эй, студенты, привет!
– О, товарищи офицеры! Какая встреча! – Здороваемся с мореманами, как добрые старые знакомые, похлопывая друг друга по плечу.
– А мы уже собирались ехать вас искать, вдруг наша помощь нужна?
– Нет, спасибо! С милицией все уже разрешилось.
Вкратце рассказываем, чем закончился наш визит в отделение. Женя при этом сидит на переднем сиденье «Волги» и активно «греет уши». Потом неожиданно выбирается из машины.
– Леш, познакомишь со своими друзьями?
Знакомлю. Приходится объяснять, где мы с ребятами встретились.
– Как хотите, но я должен услышать эту историю со всеми подробностями! Оказывается, это о вашей вчерашней драке весь Коктебель говорит?
Я незаметно морщусь. Вот такая слава мне совсем не нужна! Но с хорошими, правильными парнями никогда пообщаться не откажусь, поэтому гостеприимно приглашаю их в наш лагерь.
– Ждем всех сегодня вечером в гости. Знаете, где бухта Тихая?
– Конечно, знаем. Мы же в Орджоникидзе остановились, мимо вашей бухты часто проезжаем.
Договорившись о встрече, прощаемся до вечера. Еды у нас для приема гостей вполне достаточно, а вот спиртного, похоже, маловато. Мореманы – ребята крепкие, выпивку нужно брать с хорошим запасом. Озвучиваю вслух свою мысль. Женя «скромно» сообщает, что у него с собой две литровые бутылки виски. Круто… где только взял? Но визита к веселой тете Любе это не отменяет, и по дороге «домой» мы заглядываем в ее магазин.
– О, хлопчики! Снова мяса захотели?!
– Нет, сегодня мы к вам за коньяком и шампанским. А мясо мы на рынке купили.
– И правильно! Ашотика-то нашего прикрыли!
– Да ладно?! – мы косим под дурачка. – А за что?
– Есть за что. Зарвался Ашотик, думал, что раз его родственник сидит в Феодосии в горисполкоме, то ему все здесь позволено. Уж из каких только передряг его родня не вытаскивала! Но и на Ашотика управа нашлась – на какого-то важного товарища из Москвы нарвался.
– Во как…
– Теперь его жена рыдает, вещи пакует – им велено назад в Армению отправляться.
– А сам Ашотик что?
– Со сломанным пальцем под арестом сидит. «Волна» закрыта, нового директора ждут.
Мы с Димоном переглядываемся – отрадные новости! Быстро местные товарищи ситуацию разрулили – через пару недель об этом Ашоте никто здесь и не вспомнит. Вопрос только, отчего раньше зарвавшегося торгаша в чувство не привели? Почему он безнаказанно здесь «шалил», а родственники и покровители молчали? Ждали, пока он кого-нибудь убьет или покалечит?
