Я аккуратно вернул курок в предыдущее состояние, откинул боковую защелку и достал из барабана один патрон. Латунь гильзы от времени потемнела, но головка пули поблескивала весьма многообещающе.
Интересно, а можно добыть сейчас где-нибудь патроны для нагана? Какой у них калибр, любопытно?
Нет, положительно, это приобретение приятней любых перстней и браслетов. Вещь! Кстати – тут и клеймо есть, вот оно рядом с накладной «щечкой» рукояти. «Тульскiй импер. Петра Велик. оруж. завод 1913».
Хоть пой, хоть пляши, но усматривается в этом некая рука судьбы. И это я с самим собой не юлю, так оно и есть на самом деле. Подобные вещи так просто с неба не валятся, особенно с учетом того, что вокруг меня последнее время творится. Само собой, выкидывать я это творение тульских оружейников не стану и сдавать куда следует тоже не буду. Но бумажку о том, что данный ствол мной найден на улице и в настоящий момент я несу его в компетентные органы, напишу сразу после того как гляну, что там, в коробке, на втором слое, еще есть.
Про второй слой – это не для красного словца сказано. Тряпка с наганом располагалась на тонкой жестяной подложке, то ли изначально встроенной в коробку, то ли положенной давно умершим офицером для того, чтобы смазка не испачкала прочее содержимое. Под подложкой обнаружились пачка писем, перевязанных кокетливой розовой ленточкой, и два небольших продолговатых свертка, обернутые в плотную желтую вощеную бумагу. Более всего к ним подходило уютное и аппетитное слово «колбаски».
Не угадал я. Вернее – угадал, но отчасти. Если и были у этого человека какие фамильные ценности, так он их с собой унес. Или как раз обменял на то, что находится в бумаге.
Я развернул одну из «колбасок» и убедился в том, что прав. Золото. Если точнее – золотые «николаевские» червонцы, о которых я столько слышал от Сивого в те недавние тихие и спокойные времена, когда мы обследовали заброшенную деревню.
Штука в том, что золото поисковикам попадается не так часто, как им того хотелось бы, это редкий гость в «хабаре». Нет, иногда удача улыбается упорным, и презренный метал становится добычей, но ключевое слово тут «иногда». К тому же почти всегда это золото не сильно высокой пробы – дешевые сережки, колечки, цепочки, да еще и, как правило, не сильно старинные.
Ну а если говорить о золотых монетах, то они почти всегда существуют только в байках из серии: «Он копнул, а там – червонцы!». Откуда им взяться, червонцам, в заброшенных деревнях и на распаханных полях? Проще говоря – в тех местах, где всегда главными деньгами являлась медь?
Но чудеса случаются. Сивому, например, один раз удача все же улыбнулась, взял он с «копа» золотого «николашку». Монета была неказистой, с засечками, с парой вмятин, но зато – подлинная. И это стало предметом его особой гордости.
Ох, сколько он мне всего про эти «десятки» рассказал! И про «импералы», которые котируются куда выше, чем их преемники, и про то, какой год сколько стоит, и про поздние подделки, которые, оказывается, тоже имеют свою ценовую градацию, и про финское «золото», которое даже рублем не называлось, а носило имя «марккаа». Последнее, кстати, до Николая Второго начали чеканить, еще при его папаше.
А красивые монетки, хоть и не такие большие, как мне о них думалось. Скорее, даже маленькие. И все, что примечательно, одного года – 1903. Убей не вспомню, он дорогой или нет? Да и какая разница? Я их продавать не планирую. Определю в банковскую ячейку, пусть пока там полежат.
Ну и последнее – письма. Вообще чужую переписку читать неправильно и нехорошо, но, с другой стороны, – интересно ведь? Да и обижаться некому, поскольку и тот, кто писал, и тот, кому писали, давным-давно мертвы.
Вернее – та. Та, которая писала. Получателем был офицер, а автором писем – его невеста, которая, возможно, так и не успела стать женой.
«Милый Володичка, когда вы уехали, мне показалось, что небо стало другим. До того я видела в нем синеву, а теперь оно закрыто грозовыми тучами даже тогда, когда светит солнце».
«Милый Володичка, я получила ваше письмо, вы просите меня не ходить в госпиталь с остальными. Я знаю, вы жалеете меня, вы не желаете, чтобы я видела кровь и боль. Но они часть нашего времени, а его надо принимать таким, какое оно есть».
«Володичка, вы не пишете мне уже три месяца. Я не нахожу себе места, не знаю, как перестать думать о том, что вы, быть может, ранены, или того хуже… Нет, нет, я фантастически глупа, как частенько говорит моя сестра. И думаю глупости, и пишу их».
Значит, его звали Владимир. А как звали ее – понятия не имею, она не подписала ни одного письма. Везде только «навек ваша А». Анна? Александра? Анастасия? Вариантов масса, и какой из них верный, теперь не узнаешь.
И письма только ее, ни одного ответа, из чего можно сделать вывод, что конкретно здесь таинственная «А» не обитала. Возможно, в этих местах жили родители Владимира, и он приезжал к ним? Потом события приняли не самый лучший для него поворот, и пришлось бывшему офицеру спешно уносить ноги из стремительно покрасневшей от флагов и лозунгов Москвы, оставив все ценное здесь.
Жалко все же, что фамилий нет. Хотя даже зная их, вероятность узнать о том, что же произошло с этой парой, минимальна. Ну а если уйти в область предположений, то, вероятнее всего, ничего хорошего их не ждало. Если даже Володичка и добрался до мест, где набирало силу белое движение, то с огромной долей вероятности он мог сложить голову в сумасшедших по жестокости сражениях Гражданской войны. Я видел его лицо, этот человек был не трус, такой не побежит. Может, он сложил голову где-то под Каховкой, на Перекопе или вовсе в Сибири. Тогда воевали по всей России, так что выбор мест, где данный господин мог найти свою погибель, крайне велик. Нет, имеется мизерный шанс на то, что он успел взойти на борт одного из пароходов, которые вывозили из Крыма остатки белой гвардии, но они невелики, один к десяти. Скорее, поверю в то, что он там, в Крыму, и остался, скошенный пулеметной очередью на одном из приморских обрывов, в компании с себе подобными. Красным не нужна была потенциальная угроза в виде большого количества людей, которые умеют воевать и очень не любят новую власть, потому судьба попавших в их руки офицеров была предрешена заранее. Опять же – пленных надо кормить, что напрасная трата провианта, которого и так тогда не хватало. Надо отметить, что большевики вообще подобные вопросы решали быстро, практично, не боясь испачкать руки, потому, скорее всего, тогда и победили. В гражданской войне верх одерживает не тот, кто лучше владеет стратегией и тактикой, а тот, кто меньше крови боится, причем как чужой, так и своей собственной. Красные убивали и умирали с одинаковым энтузиазмом, потому и взяли верх.
В любом случае, в Москву и ее окрестности Володичка не возвращался, это точно.
Да и у его любимой А. судьба тоже вряд ли сложилась счастливо. Если она уцелела в голоде, холоде и разгуле преступности в первые годы советской власти, то почти наверняка ее «прибрали» в середине-конце тридцатых, она наверняка ведь была из дворян. Ну а после закрутила ее судьба по пересылкам, которых на северах было видимо-невидимо, упокоив в результате в безвестной могиле где-нибудь в Дальлаге. Впрочем, есть и другое развитие сюжета, более простое и менее романтичное, то, которое ведет в Коммунарку или в Бутово. Там таких, как она, немало лежит. И я не берусь судить, какой из данных вариантов хуже, какой лучше.
