Кот. Здоровенный серый котище! Усы в разные стороны, хвост трубой, только что сапог не хватает.
Он ловко взобрался по стволу дерева, попробовал фарш, глянул на нас с Михеевым, соскочил на дорожку и посеменил по ней, время от времени оглядываясь.
– Пошли, нас ждут, – отрывисто произнес оперативник. – Теперь или грудь в крестах, или голова в кустах, обратной дороги все равно нет.
– Звучит оптимистично, – внутри снова все заходило ходуном.
– Никогда не ври себе, – посоветовал Павел. – Другим можно, себе – нет. Потому что обмануть себя – это как белый флаг выкинуть, то есть сдаться. А если человек сдался, он, считай, умер, даже в том случае, если формально он пока жив. Все, цыц. Молчи, пока я сам тебя о чем-то не спрошу, ясно? И не вздумай бежать, даже если очень страшно станет. Побежал – умер, без вариантов.
Хорошо, что предупредил. Не скажу, что я бы сразу задал стрекача, увидев того, кого называют Хранителем Кладбища, но мыслишки такие появиться могли. Больно уж жутко он выглядел! Я вроде всякого уже повидал – и призраков, и непонятную тварь, жившую в перстне, и разную нечисть, но это… Нет, ничего подобного я даже представить себе не мог.
Черная огромная фигура, казалось, сплетенная из мрака ночи, с накинутым на голову глухим капюшоном, из-под которого время от времени посверкивают красные звезды-глаза. Но не это пугало.
Атмосфера смерти и безысходности, исходящая от него – вот что было на самом деле страшно. Казалось, Хозяин Кладбища забрал себе весь свет, что есть на земле и в небесах, и утро теперь никогда не наступит.
Антуража добавляли и десятки призраков, стоящих рядом с ним.
– Люди. – Голос у Хозяина был не менее жуткий, чем облик. Глухой, рокочущий, такой, будто он из-под земли вещает. – Я вас не ждал. Особенно тебя, судный дьяк. Ладно этот юноша, он может не знать, что живым нечего делать среди мертвых в ночной час. Но ты?
– Иногда живым приходится идти на поклон к мертвым, – не стал тянуть с ответом Павел. – Так случается. Мы пришли не к слугам твоим, Хозяин. Мы пришли к тебе, с поклоном и просьбой.
Слова Михеева не разошлись с делом, он поклонился умруну в пояс, я повторил его движение.
– Я люблю смирение, – пророкотал великан в черном. – Я люблю покорность. Говори.
Он опустился в массивное кресло, которое спешно поднесли ему несколько душ. За спиной Хозяина кладбища багрово светилась разрытая могила с огромной покосившейся гранитной плитой и шумели высоченные липы.
Не его ли это могила?
– Просьба наша, повелитель, проста… – бойко начал было Михеев, но Хозяин взмахом руки остановил его речи.
– Помолчи, дьяк, – велел он. – Пусть говорит твой спутник.
И палец умруна с длинным кривым когтем указал на меня.
Глава 19
Вообще-то я за словом в карман никогда не лез, но в данный момент замешкался с ответом. Не оттого, что нечего было сказать, а оттого, что непонятно, с чего начать. Сразу с правды? Как бы этот жуткий дядька не обиделся на такую прагматичность. С восхвалений образа загробной жизни – умрун может подумать, что я к нему подлизываюсь, или, того хуже, решит сделать мне подарок в виде скоропостижной гибели.
– Что ты молчишь, юнак? – прогудел повелитель мертвых. – Ты нем? От рождения, или же тебе язык за какую провинность отрезали?
«Юнак», слово-то какое. Как видно, это лояльная форма слова «мальчишка».
– Просто не знаю, как правильно поступить, – решил открыть карты я. – Переходить прямо к делу неудобно, а пустую болтовню вы, похоже, не жалуете.
Хозяин кладбища засмеялся, и у меня по спине потекли капельки пота, очень уж жуткими были эти звуки. Не имелось в них ничего человеческого.
– Переходи прямо к делу, – отсмеявшись, разрешил мне он. – Что тебе нужно в моих владениях?
– Украшение. Если точнее – подвеска работы девятнадцатого века.
– Так. – Когти умруна стукнули о подлокотник кресла. – То есть ты пришел ко мне за моим же добром? Однако это неразумно, юнак. Что мое – то мое, и ничьим больше оно быть не может.
– Да я на саму подвеску и не претендую, – стараясь, чтобы голос не выдал волнения, возразил ему я. – Лежит она тут – и пусть дальше лежит. Мне нужно отпустить сущность, что в ней живет, такое уж у меня предназначение, такая судьба, против них не попрешь. Мне самому не в радость это все, но раз Великий Полоз мне отмерил эту долю – приходится крутиться.
– Полоз, значит, – проворчал умрун и снова выбил когтями дробь по подлокотнику кресла. – Ты сам его видел? Давно?
– Да нет, – отозвался я. – В начале лета. Там все случайно получилось, но раз уж так вышло – надо выполнять то, что на мои плечи взвалили. Не за страх выполнять, за совесть.
– Юлишь немного, но это ничего, такова человеческая природа, ее не изменишь, – задумчиво произнес Хозяин кладбища. – Значит, ты служишь Полозу. Хммм…
Он задумался, призраки за его спиной застыли как статуи, боясь даже пошевелиться, да и мы с Михеевым тоже не двигались, отдав себя на съедение жадным до крови кладбищенским комарам.
– Вот что, дьяк, – только минут через пять тяжело промолвил умрун. – Иди-ка ты отсюда подобру-поздорову. Не желаю я тебя далее лицезреть.
– Мы пришли вместе, и уйдем вместе, – насупился Михеев. – Я отвечаю за этого человека.
– Ничего с ним не случится, – хлопнул ладонью по подлокотнику повелитель мертвых. – Даю тебе свое слово. Или ты мне не веришь, дьяк?
– Верю, – произнес Павел. – Верю. Но я тоже дал слово…
– И ты его исполнишь. – В голосе умруна послышались раскаты близкой грозы. – Сказано – сегодня этот молодец уйдет из моих владений живым. А вот ты, если станешь упорствовать, вовсе можешь больше белого света не увидеть. Не зли меня понапрасну!
– Иди, – прошептал я, дернув оперативника за рукав. – Не спорь, не будь дураком. Сам же знаешь – он не человек, не солжет.
– Буду ждать тебя у входа на кладбище, – недовольно пробурчал Михеев. – Час. Потом пойду искать.
Умрун снова расхохотался. Надо же, какой весельчак. А говорили – мрачный и злой. Правда, от этого веселья у меня мороз по коже идет.
Павел ушел, умрун же встал с кресла и подошел ко мне, обдав запахом тления, сушеных трав, и еще чего-то неуловимо-знакомого.
– Старые боги. – Он беззвучно, огромной черной тенью обошел меня по кругу. – Давненько я не видел никого из их слуг, давненько. А вот скажи мне, Хранитель кладов, не упоминал ли твой хозяин о некоей богине, что спала тысячелетия, а тут вдруг проснулась?
– Упоминал, – не стал скрывать я. – И даже имя назвал. Как же ее… Морена… Нет. Морана! Точно – Морана.
– Морана, – повторил умрун. – Повелительница белых ветров и черных теней. Значит, знамения не соврали. Хммм…
