— Спасибо… милорд. Я… конечно… благодарна…
Она присела в реверансе, взяла деньги из его руки и развернулась, излишне резко одернув платье.
Затем она собрала коробки и вышла из комнаты, не сказав никому ни слова, даже своей клиентке.
Глава 2
Тэлия вышла из задней двери шляпного магазина миссис Бертон и огляделась. В конце улицы виднелась какая-то фигура.
Она поспешила к ожидавшей ее пожилой женщине, одетой как служанка из хорошего дома, и та, завидев ее, улыбнулась.
— Прости, Анна, что заставила тебя ждать, — сказала Тэлия, — но в последний момент потребовалось запаковать уйму коробок. Слава Богу, их хотя бы не потребовалось разносить!
— Как бы то ни было, такая лакейская работа не для вас! — сварливо произнесла Анна.
Тэлия рассмеялась:
— Сама знаешь, нищим выбирать не приходится, и, в конце концов, у меня был замечательный день! Не буду ничего говорить, пока не увижу маму. Как она?
— Как всегда, — ответила Анна. — Считает дни до возвращения вашего отца и ждет письма, которое никогда не придет!
Голос Анны снова зазвучал строго, и Тэлия знала отчего.
Ее мать была единственным человеком, кого Анна боготворила.
Они шли по улицам, где уже не было столь людно, как по утрам, и вскоре добрались до Хэй-Хилла.
Там они пересекли улицу и направились к Ленсдаун-лейн.
Всякий раз, когда Тэлия проходила здесь, она ловила себя на мысли о разбойниках.
Когда-то принц Уэльский и герцог Йоркский, еще в молодости, ехали в наемном экипаже по Хэй-Хиллу, разбойники их остановили и ограбили.
Грабителей так и не поймали. Кроме того, был случай, когда разбойник, сбежав с Пикадилли-роуд через Ленсдаунский пассаж, сел на коня в конце Керзон-стрит и ускакал прочь.
Этот побег всегда казался Тэлии отважным и захватывающим, что она зачастую принималась рассуждать: окажись она в такой ситуации, хватило бы у нее сообразительности?
Анна не любила разговаривать в дороге, и поэтому Тэлия спокойно продолжала размышлять.
Джентльмен, подаривший ей утром гинею в комнате мадемуазель Женевьевы, по ее мнению, выглядел настоящим разбойником или, быть может, пиратом.
Он был как раз из тех мужчин, кого она хотела бы видеть проезжающим по Роу или гуляющим по Бонд-стрит.
До сих пор ей не представлялось возможности поговорить с кем-нибудь из тех, кого звали франтами, а его циничный и весьма насмешливый голос был как раз таким, каким она себе представляла.
На Керзон-стрит Анна еще сильнее прибавила шагу, и через несколько минут они свернули налево под арку, ведущую к Шеппердз-Маркет.
Воображение Тэлии снова нарисовало многолюдную ярмарку, о которой она читала в книгах и слышала от местных стариков.
Шеппердз-Маркет все еще оставался небольшой деревушкой, живущей своей независимой жизнью, но в прошлом устраиваемая здесь ярмарка на две недели превращала ее в одну из достопримечательностей Лондона.
Она начиналась как сезонный рынок, но на прилегающих улицах появлялись балаганы с жонглерами и боксерскими площадками, устраивались зверинцы и выступления скоморохов.
Качели, карусели, фокусники и канатоходцы собирали толпы зрителей, находивших интерес и в лицезрении женщин с поросячьими головами, уродцев и вождей племени каннибалов.
Но, как помнила Тэлия, весело было не всегда. Иногда случались и трагедии.
Более ста лет назад здесь выступала танцовщица на канате, известная как Леди Мэри, о которой ходили слухи, будто бы она была дочерью знатного иностранца.
Она бежала с балаганщиком, обучившим ее танцевать на канате, и ее выступления благодаря грациозности и мастерству пользовались неизменным успехом.
Даже забеременев, она продолжала выступать и однажды, потеряв равновесие, упала с каната, после чего родила мертвого ребенка и умерла сама.
Тэлия часто думала о Леди Мэри, так как ее история была не только грустной, но и романтичной.
Должно быть, думала она, ее чувства к своему возлюбленному были невероятно сильны, раз она променяла свой роскошный дом во Флоренции на столь необычный образ жизни.
Тем временем Анна остановилась возле небольшого дома на дальней окраине Шеппердз-Маркет и достала из кармана своей широкой черной юбки массивный ключ.
Она отворила дверь, и Тэлия, войдя следом за ней, поспешила вверх по узкой лестнице.
— Мама, я пришла! — воскликнула она.
Открыв дверь, Тэлия вошла в то, что считалось гостиной, хотя едва ли столь крохотный дом мог бы похвастаться подобным названием комнаты.
Теперь здесь была спальня, и возле окна на кровати лежала женщина. Ее черты все еще не утратили былой красоты, хотя выглядела она слабой и больной.
Она протянула руки к дочери, и Тэлия, пробежав через комнату, расцеловала ее в обе щеки.
— Я вернулась, и мне столько хочется тебе рассказать, мама! Ты, наверное, весь день скучала?
— Со мной все в порядке, — тихонько ответила мать. — Но, надо признаться, я с нетерпением ждала твоего возвращения. Ты будто бы приносишь с собою солнце.
— Я так бы этого хотела, — сказала Тэлия. — Но вместо этого у меня есть то, что тебя развеселит, а также обеспечит нас сдой, что пока для нас важнее, чем солнечный свет.
Она вынула из кошелька гинею и протянула ее матери.
— Мои первые чаевые, — сказала она. — И причем от джентльмена.
Ее мать застыла в изумлении.
— Ты хочешь сказать, что приняла деньги от мужчины?
Тэлия рассмеялась.
Она сняла шляпку и, бросив ее на стул, поправила золотые волосы, слегка отливавшие медью.
— Сказать правду, мама, я едва не швырнула их ему в лицо, но вовремя вспомнила, что я — простая модистка!
Ее мать издала сдавленный стон.
— О Тэлия! Как мне вынести то, что ты вынуждена работать в таких условиях и с тобой обращаются как со служанкой!..
— Я служанка и есть, — сказала Тэлия. — Но мама! Сегодня был такой веселый день! Если бы ты видела тех дам, что приходили сегодня покупать шляпки!
Вспомнив их, она хихикнула и продолжила:
— Одна выглядела словно пышка, а ее лицо было размером с тыкву. Она все время спрашивала меня: «А это мне идет?» Мне приходилось сдерживаться, чтоб не ответить, что ей уже ничто не поможет!
— Надеюсь, ты этого не сказала? — неодобрительно поинтересовалась мать. — Это было бы жестоко!
— Нет, конечно, нет, мама. Я сказала ей, что она обворожительна, и уговорила ее купить три шляпки вместо двух.
