«Генри Дрон, Венок-Сюд, Джону Фриару, Бедфорд-Ро».
Наведите справки в списках старой церкви св. Панкратия 1847 года. Нужен брачный договор Луи Карлтона и Клариссы (Бошан) Шесней. Не теряйте времени, платите клерку, если нужно, и пришлите мне это удостоверение, если вы его получите.
Глава XXVIII
На следующий день мистрис Смит из Таппер-коттеджа и мистер Дрон присяжный стряпчий в Венок-Сюде были заняты разговором, временами переходившим в спор.
Мистрис Смит пришла к адвокату, настойчиво требуя, чтобы дело ее немедленно было представлено суду на открытии первого заседания, прося суд немедленно же арестовать Карлтона.
Мистер Дрон не мог допустить такой поспешности.
– Будьте осторожны! – Говорил он – если вы разгласите это дело раньше, чем оно будет ясно во всех своих подробностях, вы рискуете не достигнуть цели. Я совсем не уверен, что судьи согласятся арестовать Карлтона при нынешнем положении вещей. Это очень рискованно; согласитесь, что нельзя сразу решиться арестовать джентльмена, пользовавшегося до сих пор хорошей репутацией. Кроме того, как только дело будет передано суду, о нем заговорит весь город, а мистер Карлтон, если сочтет нужным, очень легко успеет скрыться.
– Этому-то я и хочу помешать, – возразила мистрис Смит. – Как только приказ об аресте будет отдан, он не сумеет скрыться.
– Но мы не можем быть уверены, что власти согласятся на этот арест. Я не знаю, что бы сделал я на их месте. Я могу сказать вам, что эта история всю ночь не дала мне заснуть. Все это так странно! Я начинаю сильно сомневаться и думать, что во всем этом кроется какая-нибудь роковая ошибка.
– Кто знает? Вы, может быть, желаете остаться при этом мнении? – Сказала злобно Смит.
– Успокойтесь, сударыня. Я не сказал ничего подобного; я намерен расследовать это дело, т. е. передать его судебной власти. Там будет сделано все необходимое. Я настаиваю только на одном: не ковать железо, пока оно не горячо. Суд не так-то легко согласиться на арест Карлтона; полиции для этого нужно будет что-нибудь более веское, чем простое подозрение.
– По-вашему, значит, в этом деле нет ничего кроме подозрений?
– Судя по вашим словам, да. И быть может суд так и посмотрит на него. Но я утверждаю, что мы будем более уверены в нашем деле, когда в наших руках будет удостоверение о браке. Я говорил вам, что телеграфировал в Лондон, чтобы навели справки в списках церкви св. Панкратия. Если это удостоверение существует, мы получим его сегодня утром.
– А если его нет, сударь? – Возразила мистрис Смит вне себя. – По моему мнению глупо рассчитывать на него. Они могли венчаться в этой церкви, как и в любой лондонской церкви. Замечание, которое она сделала, может ничего не значить. Если бы я придавала этому какое-нибудь значение, я бы могла сейчас же убедиться в справедливости его.
– А по-моему это обстоятельство что-нибудь да значит. Мы, адвокаты, сударыня, имеем верное суждение и подобные замечания не ускользают от нас. Во всяком случае, важны ли они, или нет, мы часто считаем нужным рассмотреть их внимательнее.
– К счастью, я не адвокат. – Мистер Дрон пожал плечами.
– Все профессии имеют свои хорошие и дурные стороны, – сказал он. – Я вам хотел сказать только вот что: если нам удастся получить удостоверение и передать его судебной власти, нам никоим образом не могут отказать в рассмотрении этого дела. Нам непременно выдадут приказ об аресте Карлтона, а так как я жду эту бумагу (если только она существует) сегодня утром, то мы поступим благоразумно, если подождем несколько часов, прежде чем подать наше прошение.
– Но, милостивый государь, а я говорю вам, что не буду ждать ни одной минуты. Как только откроются двери трибунала и судьи будут на своих местах, прошение будет подано.
Если вам не угодно вести дело от моего имени, я возьмусь за это лично.
Странно было видеть по природе спокойную мистрис Смит охваченной такой лихорадочной решительностью. Боялась ли она, чтобы Карлтон не заподозрил что-нибудь и не скрылся, упрекала ли она себя внутренне в том, что до сих пор не догадалась о его преступности, его, которого она в течение месяца видела ежедневно почти у себя. Одно верно, что теперь, когда она была уверена, что преступление совершено им и им одним, она была в таком отчаянии, что если бы могла повесить его своими руками на каком-нибудь столбе, она бы сама произвела суд над ним, не ожидая ни минуты и не стесняясь подробностей судебного производства.
Мистеру Дрону не удалось убедить ее. Ни одна женщина в мире не могла бы сравниться в настойчивости и упрямстве с мистрис Смит: решение было ею принято и адвокат был не первый, который должен подчиниться ее воле. Итак, ровно в одиннадцать часов он проводил мистрис Смит в суд и попросил частной аудиенции. Когда прошение было принято, закрыли двери для публики и стали рассматривать дело.
В это время Карлтон спокойно продолжал свои утренние визиты, беспечно болтая со своими пациентами, не зная о том, что противники за его спиною ставят для него сеть, в которую он скоро должен попасть.
Окончив свои визиты, он ранее обыкновенного вернулся домой.
Эпидемия прекращалась так же быстро, как она явилась в Венок-Сюд и заботы у врачей стало меньше. Карлтон вошел к себе в кабинет, мельком взглянул в книжку, где записывались клиенты, сделал несколько распоряжений насчет лекарств, которые Джеферсон должен был приготовить к его приходу и в час дня вошел в столовую к завтраку.
Лора только что села за стол. Они очень редко завтракали вместе, так как дела всегда задерживали Карлтона в это время в городе. Она с удивлением посмотрела на него.
– Ты сегодня пришел рано, – сказала она, оставив на месте стул, который хотела подвинуть к камину, чтобы сесть к огню.
– Раньше обыкновенного, не правда ли?… Ах, дорогая, если я не буду решительнее, я никогда не освобожусь от этих утомительных занятий. Как ты вчера рано легла, – продолжал Карлтон, переменив тему.
– Я была утомлена, – сказала она уклончиво.
На самом же деле это была не усталость, а досада на странный, неожиданный отъезд Дженни, который заставил ее удалиться так рано в свою комнату.
– Твой завтрак остынет.
Лора равнодушно посмотрела на стол; потом, устремив пронзительный взгляд на своего мужа, который сел против нее, она сказала:
– Итак, этот ребенок, говорят умер.
– Какой ребенок? – Повторил Карлтон, который, думая в это время совершенно о другом, действительно не понял ее.
– Будто ты ничего не знаешь! Ребенок из Таппер-коттеджа.
– Ах, Да! Он умер сегодня утром, бедное дитя! Его мать в страшном отчаянии, – прибавил он.
– Можешь ли ты поклясться мне теперь, когда он умер, что этот ребенок совершенно чужой тебе? Ты меня понимаешь?
– Нет, я тебя не понимаю, – возразил Карлтон с возмутительным хладнокровием. – Я уже давал тебе ответ на этот вопрос и думал, что ты успокоилась. Если твоя старая фантазия опять вернулась, то ты сама отвечаешь за ее последствия, Лора. Что касается меня, то я об этом больше не пророню ни слова.
