Совет этот оказался лишним. Толпа собиралась на улице в ожидании кареты и, увидев ее, еще издали закричала: «Да здравствует Стефен Грей! Да здравствует Стефен Грей!»
И, не успел Стефен Грей опомниться от неожиданности, как лошади были выпряжены и многие из толпы сами впрягли себя в карету, оспаривая друг у друга честь отвезти ее до дома Джона Грея.
Фредерик, не очень недовольный этой манифестацией, отворил дверцы и хотел выскочить, но окруженный этой густой толпой он убедился, что этого ему не удастся сделать и отказался от своего намерения.
Он пробовал сделать несколько замечаний. Стефен тоже хотел заговорить. Результатом этого был только воодушевленный крик и ускоренный шаг везущих карету.
Наконец, поневоле отдавшись своей участи, сэр Стефен добродушно стал кланяться во все стороны.
Но вдруг на дороге встретилось какое-то препятствие и толпа должна была остановиться.
Навстречу шла другая толпа народа, та, которая недавно окружала здание суда в ожидании решения участи Карлтона. Теперь она шла вслед за обвиняемым, которого целый конвой солдат4 сопровождал в городскую тюрьму.
Обе толпы соединились и смешали свои возгласы: одни за здравие Стефена Грея, другие угрожали Карлтону.
Карета так близко подошла к арестанту, что никому не было возможности идти ни вперед, ни назад, – до того их сжали со всех сторон.
Полисмены ничего не могли сделать с, разъяренной толпой.
– Долой! Хватайте его! По закону Линча! Поступим с ним, как он поступил со своею женою! Ещё минута и Карлтон очутился бы в руках толпы. Но сэр Стефен пришел к нему на помощь.
Стоя в карете с открытой головой, он обратился к толпе.
– Если вы хоть одним пальцем тронете мистера Карлтона, – сказал он, – вы дикари, вы более не мои сограждане, мои дорогие соседи, и никогда моя нога не будет более в этом городе. Честные вы англичане или нет? Если мистер Карлтон обвиняется в каком-нибудь преступлении, то разве у нас нет законов, чтобы наказать его? Вы не его судьи, не его обвинители! Он вам не сделал никакого зла. Друзья мои, если вы хотели осчастливить меня вашим приемом, не возбудите во мне вместо этого чувство горя. Не заставьте меня стыдиться за вас!
– Ведь это он изгнал вас из нашего города, мистер Стефен, – заговорил какой-то смельчак, – это он своею хитрою ложью подорвал наше доверие к вам, из-за него мы отвернулись от вернейшего из наших друзей.
– Это не ваше дело, а мое, – возразил Стефен. – Разве он вас изгнал? Если я забыл прошлое, то вы точно можете забыть его. А теперь, господа, если вы хотите проводить меня до Дома моего брата, отправимся туда все, если вы хотите, чтобы мы остались хорошими друзьями. Идем, не удерживайте меня так долго на воздухе. На дворе не совсем тепло! Идем! Кто любит меня – идет со мною!
Тон Стефена шутливый и внушительный в одно время, но вместе с тем и отеческий сделал необходимое. Карета двинулась в путь, а толпа сопровождала ее своими воодушевленными возгласами.
«Спасибо, сэр Стефен!» – Воскликнул Карлтон диким голосом; он теперь беспрепятственно мог следовать дальше в сопровождении полисменов.
Через несколько шагов карета опять должна была остановиться; толпа музыкантов (каким образом могли они так скоро собраться?) приближалась, чтобы праздновать приезд сэра Стефена в свой родной город.
– Музыканты! – Вскричал он с досадой, спрятавшись в углу кареты – для меня! За кого же они меня в самом деле принимают! Они сегодня, кажется, с ума сошли!
Фредерик был вне себя. Он выскочил из кареты, подвергаясь опасности сломать себе ногу, и со смехом спасся бегством, предоставляя Стефену самому справиться с окружавшей его толпою.
Под шум и смех сэр Стефен добрался, наконец, до самого своего брата… тот самый Стефен Грей, который несколько лет только тому назад был почти изгнан из этого города.
А Карлтон, первая и без сомнения главная причина этого, под надежным конвоем был препровожден в тюрьму.
Глава XXXI
Подозрение полисмена Болера
С давних времен в Венок-Сюде существовала временная тюрьма, в которой содержались арестанты во время разбирательства их дел, до тех пор, пока они не переводились в назначаемые им судом места заключения.
Строение это походило на громадный овин, разделенный – перегородками. Оно находилось в одной из отдаленных частей города, недалеко от дома, в котором жил Карлтон.
Туда-то и отвели арестанта, которому это место было давно знакомо. Его часто приглашали туда к больным в случае надобности, из-за близости его квартиры, хотя все-таки предпочитали мистера Грея, который жил гораздо дальше от этой тюрьмы.
Какая разница между тем временем и настоящей минутой!
Полиция, хотя продолжала еще относиться к Карлтону с некоторой почтительностью, не забывала однако своей ответственности: Карлтона препроводили в одну из келий. Войдя туда, доктор нахмурил брови, но не произнес ни слова; его поместили в отделение важных уголовных преступников.
Келью эту называли «укрепленной», потому что отсутствие окон делало невозможной всякую попытку к бегству.
Прежде всего его сочли нужным обыскать. Перед ним долго извинялись, но это было обязательное условие тюрьмы.
Он не сопротивлялся; он принял эту необходимость с улыбкой на губах.
Едва окончена была эта унизительная формальность, как пришел Билитиер и получил разрешение, – остаться наедине с Карлтоном.
– А теперь, – были первые слова Карлтона, – растолкуйте мне, прошу вас, то, что представляет для меня самое темное, непонятное явление сегодняшнего дня: не можете ли вы сказать Билитиер, откуда это письмо?
– Я уже сказал вам это на суде, его нашли в вашем ящике.
– Это невозможно; его там никогда не было.
– Послушайте, Карлтон, вам нет никакой надобности скрывать от меня истину: я не в состоянии буду вывести вас из этого лабиринта, если вы оставите меня в темноте.
– Это я нахожусь в темноте! – Возразил Карлтон. – Я говорю правду, утверждая, что это' письмо никогда не находилось в моем сундуке, и что появление его для меня совершенно непонятно.
– Оно, однако, находилось у вас в сундуке. Быть может вы о нем не знали, – это другое дело, но оно, без сомнения, было там. Его нашла там ваша жена, леди Лора.
– Лора!
– Итак, Карлтон, вы лучше меня должны знать, чем объяснить все подробности данного дела.
– Делайте все так, как будто я их совсем не знаю.
– Хорошо. Итак леди Лора последнее время, говорят, подозревала вас в какой-то измене. Она вздумала узнать, что хранится в вашем сундуке. И однажды вечером, – мне кажется, это было третьего дня, – она сошла в подвал, открыла сундук и вынула оттуда письмо. Она сейчас же узнала почерк своей сестры Клариссы. Совершенно не понимая значения этого письма, думая, что оно находилось в конверте, адресованном на ваше имя, только по какой-нибудь ошибке, она показала его леди Дженни Шесней. Леди Дженни Шесней в свою очередь показала его мистрис Смит и она представила это письмо суду и причинила таким образом все зло.
