– Вы побожитесь, что он не влил в лекарство синильной кислоты?
– Нет не могу, потому что видел только, как он составлял его из двух или трех жидкостей, но была ли одна из жидкостей синильной кислотой, я право не знаю. Могу подтвердить только одно, что Стефен Грей не доставал ни одной банки с верхних полок. Вообще, если лекарство… Берегитесь, а то нас с вами раздавят.
Толпа расступилась; омнибус быстро проехал среди толпы и скрылся в облаках пыли. Пропустив омнибус, все снова сошлись и начали рассуждать.
Большинство было против Стефена Грея, собственно не против его личности, а против того, что он так неосторожно составил микстуру. Напрасно многие защищали его, напрасно Фредерик повторял свои уверения, – общее мнение было то, что Стефен Грей ошибся, составляя микстуру.
Глава X
В вечер рокового происшествия, как мы уже говорили, Юдио, простившись с мистрис Крав, пошла домой, где и легла спать в комнате своей сестры. Все уже спали в том доме, когда это несчастье постигло мистрис Крав. Только на следующее утро Маргарита узнала о ее смерти и не решилась разбудить Юдио, которая, как нарочно, спала гораздо дольше обыкновенного. Только в десятом часу она сошла в кухню, где Маргарита кончала уже готовить завтрак.
– Тебе лучше, Юдио? – Спросила она, приготавливая ей чай, – опухоль, кажется, почти что спала, – добавила она.
– Да, я совсем здорова. Напрасно только ты меня не разбудила вовремя; я так много спала, что голова не совсем свежа.
Маргарита не знала, как сказать ей о мистрис Крав. Она боялась ее встревожить, сообщив ей эту крайне неприятную новость. Только было собралась она сказать ей о смерти Крав, как послышался нетерпеливый звонок ее хозяйки, и она поспешила явиться к ней. Исполнив ее приказания, она снова вернулась в кухню.
– Маргарита, не знаешь ли, как здоровье мистрис Крав?
– Я… Мне кажется… Нет, она чувствует себя не совсем хорошо.
– Разве снова лихорадка вернулась?
– Нет, не лихорадка. Говорят… Говорят, что она… приняла не совсем свежую микстуру.
– Как? Микстура была не свежа?
– Я точно не знаю, слышала только, что она очень плоха, и вряд ли будет жива.
Услыхав это, Юдио вскочила и направилась к двери.
Но Маргарита не пустила ее дальше.
– Не ходи, – сказала она ей, – тебе там нечего делать; останься со мной.
– Пусти меня Маргарита. Зачем ты меня так настойчиво задерживаешь?
– Знай, что в твоей помощи мистрис Крав более не нуждается. Слышишь ли ты? Понимаешь ли?
Юдио, заметив серьезный тон сестры, села, ожидая от нее более точного объяснения.
– Я тебе должна сказать, что теперь все уже там кончено. Все это было кончено еще вчера, в 10 часов вечера. Мистрис Крав отдала свою душу Богу, а тебе велела долго жить.
Юдио так была поражена всем тем, что услыхала от сестры, что ничего не могла ей ответить.
– Теперь ты свободна и можешь идти куда тебе угодно, – сказала Маргарита.
Но чем же могла она отравиться?
– Я, право, не знаю. Говорят, микстурой, присланной Стефеном Греем. Но мне не верится.
– Нет, нет! Он не виноват, – воскликнула Юдио. – О, Маргарита это ужасно. Когда она умерла?
– Около десяти часов вечера. Говорят, Карлтон был незадолго до этого у нее. При нем принесли микстуру от Грея. Он будто бы понюхал и сказал, что в ней какой-то странный запах. Он сейчас же поехал к Грею, чтобы узнать не вышла ли тут какая ошибка, а мистрис Крав, не зная ничего об этом, приняла ее до возвращения Карл…
– Если Карлтон знал это, почему же он не предупредил никого, – спросила Юдио, взгляд которой делался все суровее и строже.
– Я… я право не знаю. Мистрис Гульд рассказывает, что он, кажется, предупредил больную. Она ужасно боится, чтобы ее не обвинили вместе с мистрис Пеперфли. Но, по-моему, ей уже окончательно нечего бояться.
– Мне необходимо пойти самой и подробно узнать обо всем, – решительным тоном сказала Юдио и вышла на улицу.
Войдя в кухню дома мистрис Гульд, Юдио захлопнула за собой дверь. Поздоровавшись с обеими старушками, она начала их расспрашивать о случившемся. Узнав все подробно, Юдио захотела пройти в комнату покойницы. Хотя комната, в которой лежала покойница, охранялась полицией, Юдио была впущена. Юдио, взглянув на покойницу, громко зарыдала. Затем она стала на колени и начала усердно молиться за упокой невинной души; помолившись, поцеловала покойницу в лоб. Выходя из комнаты, она встретила мистера Карлтона.
Войдя в спальню покойницы, он начал расспрашивать мистрис Пеперфли:
– Не говорила ли вам больная, что я запретил принимать ей эту микстуру?
– Нет, ни полслова насчет этого, – преспокойно ответила сиделка.
– Но этого не может быть, так как я предупреждал ее.
– Клянусь вам Богом, что ничего не говорила, – возразила она, не зная, что делать при таком строгом допросе: рассердиться, или начать плакать. – Напротив, сударь… Она сама хотела его принять… да поскорей все просила… Бедная женщина! – Сквозь слезы проговорила она.
– Может быть, вы правы, но все же мне кажется это очень странным, – заключил Карлтон и вышел из комнаты.
Юдио, бледная, с красным от слез лицом и глазами, в задумчивости шла по улице, где вскоре встретила Фредерика Грея, который, обрадовавшись ей, бросился скорей навстречу и начал говорить про несчастье, постигшее его отца.
– Вы знаете? Город, весь город обвиняет моего отца. Говорят… Нет я не хочу повторять, что говорят.
Юдио, скажите мне, что… Неправда ли, есть же такие люди, которые не поверят всему дому, что говорится теперь в Венок-Сюд про несчастного, убитого горем моего отца?
– Успокойтесь, мой друг. Конечно, умные люди не поверят этому.
– Ах Юдио, я… – Фредерик туг вдруг замолк. Он не мог сказать громко то, что у него было на уме. Подумав немного, он нагнулся к Юдио и сказал ей что-то на ухо. При его словах она только покраснела и хотела закрыть ему рукой рот, чтобы он замолчал.
– О, мистер Грей, не говорите этого!
– Нет, Юдио, я скажу это во всеуслышание.
Юдио старалась перейти на другой разговор. Но он не мог ни о чем больше говорить. Туг он рассказал ей о паутине и пыли, стертых им с банки с синильной кислотой.
– Но вот еще беда: никто не может разыскать ее знакомых. Говорят, что вы носили ее письмо на почту.
– Да я носила письмо на почту. Оно было написано в Лондон к мистрис Шмит, той самой, которая приезжала за ребенком.
– Но ведь по этому адресу нельзя ее найти в Лондоне, – заметил Фредерик и, распростившись с Юдио, поспешно направился домой, а Юдио, как бы растерявшись в своих мыслях, следила за ним глазами, полными участия.
