– Господа, ведь мистер Джон Грей слишком честный человек, чтобы дать ложное показание, и тем более под присягою, – сказал следователь, с чем все присутствующие согласились.
Глава XIII
Едва успел следователь окончить допрос свидетелей, как послышался сильный шум на дворе, производимый толпой народа, которая бросилась к гостинице «Красный лев». Что случилось? Что могло быть? Напрасно следователь и все судьи ждали, чтобы народ успокоился, – он все более и более волновался и наконец всей массой как бы вломился в залу, где каждый хотел объяснить, в чем дело. Хотя с большим трудом, но все же наконец удалось властям успокоить разбушевавшуюся толпу, из слов которой следователь понял, что в платье был найден оторванный клочок письма с большим чернильным пятном мистрис Крав, которое она надевала в пятницу в день своего приезда в Венок-Сюд.
Осмотрев этот смятый лист бумаги, следователь прочел во всеуслышание следующее:
13, Дворцовая улица,
Венок-Сюд, вечер 10 марта 18** г.
«Милый друг, ты будешь удивлен, узнав, что я уже в дороге, и что благополучно доехала до Венок-Сюда. Я уверена, что ты будешь сердиться, но что же делать? При свидании обо всем этом поговорим. Я справлялась здесь о докторах, и все мне советуют обратиться к одному из братьев Грей, которых хвалят, а мой выбор пал на мистера Карлтона. Что ты на это скажешь? Со станции я ехала в омнибусе, который меня сильно расстряс, и, благодаря этому, я чувствую себя очень плохо и прошу тебя немедленно»… На этом слове заканчивалось письмо. Что было причиной того, что письмо было не дописано, никто не знает. Но это письмо не прояснило, кто была эта особа, зачем приехала она и еще меньше – причину ее смерти.
Подумав немного, следователь велел попросить Карлтона, который разговаривал в это время с кем-то на дворе.
– Меня опять требуют? – Спросил он.
– Да, г. Следователь приказали вас попросить пожаловать к ним, – ответил посланный.
– Разве еще что-нибудь открылось?
– Да, что-то новое узнали, но из слов толпы я ничего не мог разобрать. Мистер Карлтон вошел в зал.
– Мистер Карлтон, посмотрите, – сказал следователь, подавая ему письмо, – не имеет ли этот почерк сходства, не напоминает ли он вам почерка мистрис Крав?
Взяв письмо, Карлтон направился к окну, возле которого он его прочел раза два, осмотрел со всех сторон и в третий раз, подошел к столу, у которого сидел следователь и судьи, внимательно следившие за всяким его движением.
– Право, не знаю, ее ли это почерк, – сказал Карлтон.
– Но, ведь, у вас же есть письмо, написанное рукою мистрис Крав, так нельзя ли вам сравнить?
– Если бы оба письма были здесь, я бы с удовольствием исполнил вашу просьбу, но ведь ее письма у меня уже нет; вернувшись сегодня после первого допроса домой, я начал искать ее письмо, но поиски мои были совершенно напрасны, так как по всей вероятности оно брошено было в камин, что я делаю обыкновенно с письмами мне не нужными.
– Следовательно, по поводу почерка ничего не можете нам сказать? – Спросил следователь.
– Положительно ничего, – ответил Карлтон, – хотя он немного и напоминает тот, но, как вам известно, почерки всех женщин обыкновенно сходны между собою.
– Мало женщин с таким красивым почерком. Разве вы близоруки мистер Карлтон, что подошли к окну, чтобы прочесть это письмо? – Спросил следователь.
– Нет, не близорук, но, по случаю пасмурной погоды, в комнате довольно темно. Я думал, что вы показываете мне что-нибудь, что подвинет наше дело хотя немного вперед, – сказал Карлтон следователю, который видимо стал недоверчиво относиться к его словам.
Затем следователь попросил всех присутствующих удалиться из зала, где началось совещание между судьями.
Юдио Форт, предполагая, что будет вызвана следователем на допрос, присутствовала при следствии, и вместе со всей массой любопытных вышла во двор. Проходя мимо гостиницы «Красный лев», она повстречалась с мистрис Файч, которая подойдя к ней, спросила? «Ну, что, Юдио, каков приговор присяжных?»
– Еще ничего не объявлено, они только пошли совещаться. Не думаю, чтобы обвинили мистера Стефена Грея.
– Я того же мнения, тем более после показаний Фредерика Грея. Юдио, вы не здоровы? – Добавила Файч, внимательно вглядевшись в ее лицо.
– Нет, не то что не здорова, а просто расстроена этим неприятным и тяжелым происшествием. Головная боль меня замучила и вот четверо суток, как у меня не было ни крошки во рту.
– Не хотите ли чего-нибудь покушать?
– Нет, благодарю вас, я и сегодня не в состоянии есть.
– Напрасно вы так грустны. Действительно, смерть этой особы неприятна, но ведь мистрис Крав для нас совершенно постороннее лицо.
На это Юдио ничего не возразила.
– Мне необходимо чем-либо заняться, – начала Юдио, – не можете ли вы, мистрис Файч, рекомендовать какое-либо место?
– Мне говорили, что в Монтикюль одной семье нужна прислуга. Не хотите ли пойти туда?
– Какая семья?
– Я право хорошо не помню их фамилии, кажется, Шесней. Они люди, как говорят, очень хорошие и добрые и я думаю, для вас место это подходящее.
– Да, я отправлюсь и переговорю:…
На этом слове она была прервана сильным шумом, производимым толпой народа. Они поспешили узнать причину шума, оказалось, что совещание окончилось, и все желающие выслушать приговор могли войти в зал. Юдио прошла туда вместе со всей публикой. До ее слуха дошли следующие слова следователя: покойница, по фамилии мистрис Крав, но имя которой остается неизвестным, умерла приняв успокоительную микстуру с ядом. Мы не знаем кто (с намерением или же по ошибке) виновник этого преступления, поэтому, господа, никого не можем обвинить», – заключил следователь и вышел из зала. Друзья Стефена Грея, окружив его, крепко жали ему руки. О радости Фредерика Грея, понятно, нечего и говорить.
Глава XIV
Наконец все жители Монтикюля дождались хорошей погоды. Дожди перестали и стало гораздо теплее. Солнце заходящими лучами осветило большую гостиную капитана Шесней, где перед раскрытым окном, с целою кипою бумаг сидела Дженни.
Это была старшая дочь капитана, тридцатилетняя девушка с белокурыми волосами, голубыми, добрыми выразительными глазами и прелестным цветом лица; при всем этом она была далеко не красива, но чрезвычайно симпатична. Взглянув ей в лицо можно было сразу сказать, что жизнь ее была негладкой. У рояля сидела вторая дочь капитана – Лора. Ей было около 23-х лет, но на вид она казалась гораздо моложе. Это была девушка редкой красоты с черными бархатными глазами, с правильными чертами и нежным цветом лица и грациозной фигурой. Все говорило в ней о хорошем происхождении и действительно, она принадлежала к хорошей семье, чем и гордилась. С некоторого времени гордость ее стала смягчаться; более сильное чувство овладело ею. Она полюбила Людвига Карлтона и, благодаря этому, сильно изменилась к лучшему. На ней было в этот день по какому-то случаю прелестное светлое шелковое платье с белыми кружевными рукавчиками и золотые браслеты и кольца на руках – наследство ее покойной матери. Около окна прыгала самая младшая дочь капитана, Люси, в мериносовом платье лилового цвета и в черном кашемировом фартуке. Это была 12-летняя девочка, весьма грациозная и красивая, с замечательно добрым выражением глаз, что составляло большой контраст с ее сестрой Лорой.
