– Хотя не совсем хорошо думать так о покойнице, но мне кажется, что она не была замужем, – возразила Дженни.
– Мне тоже иногда приходит эта мысль в голову, а мой брат сердится на меня за это. Я уверена, что она не сама отравилась, к тому же мистер Карлтон видел кого-то на лестнице. Но на следствии он объявил, что это был плод его воображения. Однако мне пора ехать, – сказал он, посмотрев на часы, – я обещался быть у одного больного ровно в 2 часа, а теперь без пяти минут два, – добавил он, вставая.
Простясь с Дженни и пожелав ей скорейшего выздоровления, он уехал, а Дженни осталась совсем одна, погруженная в свои думы.
Часть вторая
Глава I
Странные мысли Фредерика Грея
Общественное мнение в Венок-Сюде обернулось против мистера Стефена Грея; это был факт неоспоримый.
Сразу после следствия по делу мисс Крав мнение сложилось сначала в его пользу; казалось, общество даже стыдилось, что могло хоть на минуту заподозрить его в такой роковой ошибке. Но это продолжалось не более одной или двух недель; затем все переменилось. Одни стали выражать сомнение, другие покачивали головой; то говорили, что очевидно он был виновен в небрежности, то поговаривали даже, что он в этот вечер выпил; и течение против доктора становилось день ото дня быстрее до той минуты, пока, обратившись в быстрый поток, оно грозило поглотить его.
Не было сомнения, что главным виновником этой перемены был мистер Карлтон, это второй несомненный факт. Он не переставал работать в этом направлении, не выдавая себя, он вообще был осторожен и говорил всегда по секрету; но несмотря на его советы, секрет не всегда был Достаточно сберегаем и Греи узнали о его поведении.
Очевидной целью Карлтона было увеличение своей практики, – таково было общее мнение; эта нравственная бедность возбудила негодование Фредерика Грея.
В салоне мистера Стефена Грея на диване сидела бледная, слабого здоровья дама: это была госпожа Стефен Грей.
Она несколько дней тому назад возвратилась с поездки на материк, которую она предприняла с одной из своих сестер, богатой вдовой, с целью поправить свое здоровье, расстроенное после болезни спинного мозга.
Фредерик, сидя подле нее, намеревался рассказать ей все веселое и грустное, случившееся во время ее отсутствия. Понятно, трагедия Дворцовой улицы и ее последствия для Стефена Грея, составляли главную тему разговора. Она была в высшей степени возбуждена, слушая своего сына. Вдруг она встала, и, прямо смотря на него, сказала: «Я не понимаю, Фредерик, твой отец разве прибавил опий к микстуре?»
– Синильную кислоту, maman.
– Синильную кислоту! Почему же я предполагала опий? Вероятно, думая об успокаивающей микстуре. Наконец, прибавил ли твой отец синильную кислоту или нет?
– Милая maman, разве я тебе не говорил, что нет? В ту минуту я был около него; я видел, как каждая капля падала в лекарство. Там было столько же синильной кислоты, сколько в стакане воды, стоящем около вас.
– Милое дитя, я не говорю иначе. Я была бы слишком удивлена, узнав, что твой отец может быть настолько небрежен, чтобы совершить подобный поступок. Я бы хотела знать только одно: чем объяснить себе тот факт, что несмотря на твое показание, на показание твоего дяди, на долголетнюю практику твоего отца и оправдательный приговор суда, чем объяснить, что в Венок-Сюде сохранили такие предубеждения против него?
– Дело в том, что не все сумасшедшие, – ответил Фредерик. – Я не думаю, чтобы здесь нашлось десять человек, которые согласились бы пригласить теперь отца; это выводит из себя дядю Джона.
– Он вероятно, завален работой, – заметила мистрис Грей.
– Он совсем измучился. Но из наших клиентов многие перешли к мистеру Карлтону, нашему врагу. Это он возбуждает их против отца и делает это скрытно. «Крайне сожалею, что призван на место г-на Грея, – говорит он. – Никто не уважает его более меня и я глубоко оплакиваю это грустное недоразумение. Я не думаю, чтобы оно могло повториться, но если дело идет о жизни самых дорогих нам существ, о наших женах, о наших детях»…
Мистрис Грей не могла не улыбнуться, – так точно Фредерик подражал Карлтону.
– Откуда ты знаешь, что он все это говорит? – Спросила она.
– Масса людей может подвердить это, maman, и к тому же он очень хорошо видит здесь свою выгоду.
– Но с какою целью действует он таким образом?
– Конечно, чтобы отбить у нас наших клиентов; теперь, когда он женат на дочери графа, он не может жить так скромно, как прежде. Я, помнишь, писал тебе о побеге его с Лорой Шесней. С ними случились в дороге различные приключения: их карету опрокинуло прямо в грязь и Лора потеряла в ней один из своих башмаков. Теперь она леди Лора; она была ею и тогда, но не знала об этом. Говорят, мистер Карлтон знал об этом тогда. Они обвенчались в Гретгрине или что-то в этом роде, а вторично – по возвращении в Венок-Сюд. Ах! Если бы ты видела церковь св.
Марка в тот день, – она была переполнена народом. – Полагаю, что и ты был там, – заметила мистрис Грей.
Фредерик продолжал: «Карлтон был бледен, как полотно и не переставал оглядываться, как будто ожидая какого-нибудь приключения. Злые люди всегда трусят. Кстати леди Дженни возвратилась в Монтикюль».
– Знаешь ли, дитя мое, ты, по-моему, слишком строго судишь мистера Карлтона! Конечно, нехорошо увозить молодую девушку, но это не наше дело; мистер Карлтон не вправе восстанавливать всех против твоего отца, – если в самом деле он это делает, но все же это не дает тебе права называть его дурным человеком.
– Да, но это не все, – сказал Фредерик, – мама, я ненавижу Карлтона. Что же касается моей строгости к нему, то единственное мое желание… Да, я строг по одной причине.
– Фредерик!
Юноша встал наполовину, так что голова его была на уровне головы матери и, понизив голос, пробормотал:
– Я полагаю, что это мистер Карлтон влил яд в лекарство.
Мистрис Грей, испуганная смелостью Фредерика, дрожа от страха и от гнева, была только в состоянии упорно посмотреть на него.
– Слушайте, – продолжал он возбужденно, – лекарство вышло из нашего дома чистым, я в этом уверен, и в таком же виде было доставлено больной; каким же образом Карлтон, взявший лекарство при своем посещении больной, нашел, что оно пахнет синильной кислотой? Это вещь невозможная, или мы должны тут допустить участие волшебной силы!
Мистрис Грей знала, насколько сын ее любит таинственное, но никогда еще она не видела его таким возбужденным. Она хотела закрыть ему рукою рот, чтобы помешать говорить.
– Нет, нет, мама, это напрасно; я должен говорить. Я заподозрил Карлтона в ту же самую ночь. Узнав о смерти больной, дядя Джон и я, мы побежали на Дворцовую улицу, Карлтон был в комнате, рассказывая о случившемся и о том, как он был замешан в приключениях этого вечера, говоря, что он понюхал лекарство, когда ему передали, что он поехал к г-ну Стефену Грею, чтобы осведомиться, не сделал ли он ошибки, что затем отправился к себе, чтобы приготовить другое, но что ему не удалось придти вовремя. В самом деле, он говорил уверенно и бегло и дядя Джон и мистер Лисетт поверили ему, как словам Евангелия. В голове у меня промелькнула мысль, что он говорит неправду. Он говорил слишком бегло, слишком непринужденно. Он точно рассказывал сказку, выученную наизусть; тогда я говорю тебе, это убеждение, что он один виноват, укоренилось во мне.
