– Но мне очень приятно видеть вас у себя. Разве Луи с вами в Лондоне?
– Разве он не приехал бы со мною, если бы он был здесь? Меня вызвали в Лондон но очень грустной причине, – продолжала она тихим голосом, – Мой отец умирал, а я не могла явиться вовремя, чтобы застать его еще в живых.
– Ваш отец? Извините меня, но я забыл его фамилию.,
– Граф Окбурн, – ответила Лора свысока, оскорбленная недостатком его памяти, которому она не верила.
– Ах, да, действительно! Граф Окбурн! Читая о его смерти, я подумал, что эта фамилия мне знакома, но я забыл, что это фамилия жены моего сына. Не обижайтесь, моя милая, если бы вы знали, сколько у меня занятий, вы бы не удивились моей забывчивости. Луи писал мне очень мало о своей женитьбе, а я не думаю, чтобы он более одного раза упомянул имя вашего отца в своих письмах. Вас я помню, вас зовут Лорой.
– Я леди Лора!
– Это очень красивое имя. – Лора. У меня была когда-то сестра, носившая это имя. Она умерла. Боже, как это было давно! А хорошо ли Луи устроился в Венок-Сюде? Он должен быть искусным врачом. В нем было много священного огня, и если бы он приложил немного труда…
– Ему везет настолько, насколько может везти молодому доктору, который должен себе проложить дорогу сам без всякой посторонней помощи. Ему никто не помогает; было бы полезно и прилично для него иметь свой закрытый экипаж, но издержки слишком велики.
Дело в том, что если бы Карлтон и мог купить эту закрытую карету, его жена тотчас же забрала бы ее для своего употребления, потому что разъезжать в карете, на которой бы красовался герб, громко говорящий о ее сане и богатстве, был самым скромным и законченным желанием Лоры.
– А, – сказал спокойно Карлтон-отец, – тогда необходимо, чтобы Луи подождал еще. Я очень долго практиковал, пока мог купить себе карету. Скажите ему от моего имени, моя дорогая, что те, которые хотят побеждать, должны уметь ждать.
– Я этого ему не скажу, – ответила Лора смело. – Мне кажется, что вы, сударь, могли бы помочь ему и даже должны это сделать.
– Это ваше мнение, молодая леди? Сколько зарабатывает он в год? Шесть или семьсот ливров?
– Погодите; Да, кажется, столько.
– Это больше того, что я зарабатывал в его годы. И позволю себе посоветовать ему быть этим довольным.
Необыкновенная сухость, с которою были сказаны эти слова, убедили Лору, что от мистера Карлтона ей нечего было ожидать. Она гордо подняла голову.
– Извините, милостивый государь; эту просьбу я высказала вам только из привязанности к моему мужу; что касается меня, то я слишком равнодушна к деньгам.
Она встала, чтобы проститься.
– Ваш муж знает мои намерения, леди Лора, и никогда меня не заставят делать то, чего я не хочу; простите мою прямоту. Скажите ему, что я ничего не изменил в своем завещании, и что я ничего не изменю в нем, если он будет поддерживать хорошие отношения со мной. Но при жизни своей он должен рассчитывать только на свой труд, а не на меня.
– Вы немного черствый отец, мистер Карлтон!
– Вы можете, моя милая, думать обо мне все, что вам будет угодно, – ответил Карлтон спокойно и вежливо. – Вы еще не знаете вашего мужа. Должен ли я сказать вам правду о нем? Он зарабатывает, вы говорите, шесть или семьсот фунтов стерлингов в год. Если бы я с сегодняшнего дня назначил ему еще шестьсот, он к концу года нашел бы, что этого мало и просил бы у меня еще столько же. Он может издержать все, что зарабатывает. Что касается меня, то я не хочу видеть при моей жизни, как промотают мои деньги, которые я скопил с таким трудом.
Лора с гордостью закуталась в свою черную кружевную шаль и сделала шаг к двери, не обращая никакого внимания на угощение, которое предложил ей Карлтон.
Он последовал за нею и предложил ей руку. Не будь он отец ее мужа, она бы ему не ответила. – Где вы живете? – Спросил он, провожая ее.
– В доме, в котором умер мой отец, – ответила Лора, – я бы не вышла из него ни для кого, кроме вас.
– Я чрезвычайно рад познакомиться с вами, моя милая; я всегда буду рад видеть вас, как и Луи. Приезжайте и живите со мною оба, когда только вам вздумается. Если дела или удовольствия приведут вас в Лондон, леди Лора, и если эта часть города вам не противна, то смотрите на мой дом, как на ваш собственный.
Вы всегда будете радушно приняты в нем.
Он посадил ее в карету, низко поклонился ей и долго стоял с открытой головой, пока она удалялась.
– У него манеры, джентльмена, – подумала Лора. – Я не думала, что он такой представительный; теперь я понимаю, почему отец и сын никогда, не были в мире: они слишком похожи друг на друга.
Глава VII
Был день похорон лорда Окбурна; графиня в глубоком трауре сидела в своем кабинете; около нее сидели Дженни и Лора так же в трауре, как и она.
Люси не переставала плакать, Лора по временам предавалась сильному горю; Дженни была спокойна, спокойна, но никто, кроме может быть графини, не мог знать ее глубокого горя! Потеря того, кого она не должна больше никогда увидеть в этом мире и отсутствие той, участь которой была ей не известна, – это было для леди Шесней слишком глубокое горе, чтобы его выплеснуть наружу; оно жило в ней слишком глубоко!
После похорон графа Окбурна и вдовствовавшей графини, почивавших рядом на большим кладбище, поверенный семейства Окбурнов принес завещание, чтобы прочесть его перед собравшимися наследниками.
Мистер Моль был маленький, худенький человек в жабо, который через каждые несколько минут нюхал табак, уверенный, что никто этого не видит, ибо он каждый раз закрывался носовым платком. У двери, за стеной он хорошенько понюхал табаку, потом вошел, держа в руках две пергаментные бумаги, и низко поклонился присутствующим. Так как леди Окбурн не чувствовала себя достаточно здоровой, чтобы сойти в нижние комнаты, решено было всем собраться у нее.
Он сел и открыл завещание графа, которое должно было быть прочтено первым. Состояние лорда Окбурна было не очень велико; он завещал своей старшей дочери Дженни Шесней пожизненную пенсию в пятьсот фунтов стерлингов; своей второй дочери, Лоре Карлтон, свое прощение; своей третьей и четвертой дочерям Клариссе и Люси по три тысячи фунтов стерлингов.
Он поручил Люси личному надзору своей жены Элизы, графини Окбурн, которая должна заботиться о ее издержках, воспитании и содержании.
Кларисса, если будет найдена, будет жить с графиней, если это будет удобно, если же нет он просит Дженни взять ее к себе. Если станет точно известно, что с нею приключилось несчастие (это были подлинные слова завещания); и ее не найдут живой, тогда эти 3000 фунтов стерлингов перейдут к Дженни.
Три тысячи фунтов, назначенные Люси, должны быть неприкосновенны до ее двадцать первого года.
Наконец, сумма в 3000 фунтов была разделена на равные части между его четырьмя дочерьми, чтобы дать им возможность носить приличный траур; часть Клариссы должна быть передана Дженни, которая сохранит ее для нее.
