– Я видела детей, которых военный мундир доводил чуть ли не до сумасшествия, – сказала тетушка Пеперфли без стеснения.
– Этот ребенок именно таков, – ответила вдова. – Он охотнее будет смотреть весь день на солдат, чем на волшебный фонарь.
Омнибус, напрасно прождав некоторое время прибытия новых пассажиров, отправился в путь.
Маленький мальчик, вероятно, не нашел на пути ничего более, достойного его внимания; он лег к матери на колени и скоро заснул.
Мистрис Пеперфли намеревалась сделать то же; незнакомка задала ей вопрос.
– Не знаете ли вы даму, живущую в этой местности, по имени Крав?
– Крав?… – Мистрис Пеперфли сделала движение и открыла полузаснувшие глаза.
– Мне нужен адрес одной дамы по имени Крав, живущей в Венок-Сюде, знаете ли вы ее?
– Нет, сударыня, – ответила тетушка Пеперфли, вспомнив один известный неприятный эпизод из своей Жизни, – я никогда не знала дамы с таким именем, кроме одной и то только в продолжение двух или трех дней.
Это было лет восемь назад, или даже больше, потому что она оставила этот мир самым странным образом…
Вдова ответила не сразу; в ней, казалось дыхание остановилось. «Что вы хотели сказать? Каким образом? – Спросила вдова.
– Она была больна, сударыня, я сама была сиделкой около нее; она стала очень быстро поправляться, как вдруг случилось одно несчастное обстоятельство, ключ к которому не найден до сих пор, в результате чего она сошла в могилу и теперь покоится на кладбище св. Марка.
– Разве она покончила с собой? – Вскричала взволнованно вдова.
– Нет, совсем не то, – ответила, качая головой, мистрис Пеперфли. – Ей дали злое лекарство; я сама дала ей пить его, и я не понимала, что даю ей выпить смерть. Ах, почему она не откусила мне раньше пальцы своими зубами!..
Незнакомка помутившимися глазами смотрела на тетушку Пеперфли, как бы не понимая или не веря ее рассказу.
– Где это случилось? – Сказала она наконец. – Разве она все оставалась в меблированных комнатах в Венок-Сюде?
– Да, на Дворцовой улице. Она приехала туда неожиданно, никого не зная, никому не известная, как прилетает иногда птица из другой страны. Она наняла помещение у вдовы Гульд на Дворцовой улице, она заболела в эту же ночь и меня позвали в качестве сиделки.
– И она умерла? – Спросила незнакомка, как будто не веря этому рассказу.
– Она с того времени почивает в уголке кладбища св. Марка. Она умерла в ночь следующего понедельника. Она была убита не иначе, – прибавила тетушка Пеперфли.
Незнакомка переменила положение заснувшего ребенка и приблизилась к сиделке. «Расскажите мне, пожалуйста, подробности», – сказала она.
– О, это несложно! Доктор прислал лекарство; он послал одно лекарство в субботу ночью, а другое в воскресенье ночью. Она так волновалась, бедная женщина, хотя очень хорошо поправлялась; но она была молода и хотела говорить и смеяться, а доктора этого не позволяли. Не скажу, чтобы это не было вредно. Хорошо. В ночь на понедельник, доктор нашел нужным дать ей еще одну успокоительную микстуру; я ей дала выпить ее. Оказалось, что это был яд; бедная невинная душа умерла сейчас после приема этого лекарства. Я чуть сама не последовала за нею в гроб, до того я испугалась.
– Яд!
– Микстура была отравлена и это убило ее.
– Но каким образом доктор мог прислать отравленную микстуру? – Спросила незнакомка взволнованным голосом.
– Ах! То-то и оно. Он говорит, что нет, что из его рук вышло лекарство хорошее, чистое. Но, как я и вдова Гульд заметили ему, если он приготовил хорошее лекарство, кто же мог отравить его?
– Что сделали доктору?
– Ничего. Было возбуждено следствие. Я поневоле хорошо помню подробности, ибо была тоже призвана. Но судья и следователь нашли, что доктор не ввел в лекарство яд, как он и сам утверждал с самого начала.
– Но, в таком случае, кто же сделал это?
– Этого я не в состоянии сказать вам, – ответила мистрис Пеперфли. – Все что я знаю, это то, что не я это сделала.
– И все это не произвело никакого шума? – Продолжала незнакомка, вытирая пот со лба.
– О, сильный шум, но напрасно. Действия полиции были очень ограничены, потому что она не знала, ни откуда эта дама, ни даже ее имени. Кроме того, с тех пор ни один человек не осведомился об ней.
– Какой доктор лечил ее? – Спросила вдруг незнакомка.
– Мистер Стефен Грей. Можно даже сказать, что около нее было два доктора; он и мистер Карлтон, но мистер Карлтон видел ее только один или два раза. Его не было в городе; ее все время лечил мистер Стефен Грей; это он послал микстуру.
– Пользуется ли он хорошей репутацией?
Тетушка Пеперфли сделала большие глаза.
– Кто? Мистер Стефен Грей? Да, сударыня, нет в целом мире человека, который бы пользовался лучшей репутацией, как доктор и как человек. Исключая эту ошибку, если только он сделал ее, о нем не говорили ничего худого ни раньше, ни после. Он уехал от нас, чтобы поселиться в Лондоне, где очень быстро пошел в гору. Я знаю, что он отдал бы правую руку, чтобы открыть истину в этом таинственном деле.
– Молодой ли это человек, холостой?
– Разве мы молоды и незамужни? – Возразила тетушка Пеперфли, которую рассердила несообразность этого вопроса. – Он! Да он женился, по крайней мере, двадцать пять лет тому назад и будет, примерно наших лет. Смотрите вот кладбище, на котором она похоронена…
Тетушка Пеперфли указала рукой на другой конец улицы, в которую они въехали.
И незнакомка, желая поскорее увидеть кладбище, ударилась головой об одну из перекладин омнибуса, который въехал как раз во двор гостиницы «Красный лев».
Глава X
Казино выглядело просто волшебно: все залы блестели множеством огней, цветами, зеркалами, статуями; открытые окна, выходившие в сад, позволяли душистому ночному воздуху проникать в залы. В галереях масса народу, шум, жар, веселье – здесь спокойствие и тишина заснувшей природы.
Это праздник, данный с благотворительной целью самыми высокими гостями Сифорда. В главе подписного листа высокопочтенная графиня Окбурн с генерал-лейтенантом и мистрис Воган.
Семейства Воган и Окбурн начали сближаться. Старший сын генерала недавно приехал в Сифорд и вспомнил, что он когда-то был представлен графу Окбурну. Леди Грей и мистрис Воган сблизились; это конечно была дружба, заводимая на водах, исчезающая, как только друзья разъедутся. Люси Шесней и Елена встречались таким образом очень часто и, говоря правду, очень ревновали друг друга.
Люси не пропускала ни слова из рассказов и слухов о любви Фредерика и Елены Воган, а раз внимание ее было возбуждено, она во всем искала оправдания этих слухов.
