Барбара всплеснула руками.
— Как все это странно, — взволнованно воскликнула она. — Вчера мама сказала мне, что скоро наступит разгадка этого убийства. Она видела кошмарный сон, в котором были и Ричард, и Бетел, и кто-то еще, кого она узнала во сне, но, проснувшись, не смогла вспомнить. Она очень плохо себя чувствует, так как слишком сильно верит в эти сны, будь они неладны.
— Судя по твоей горячности, и ты поверила в них.
— Нет-нет, ты же знаешь. Однако, сознайся: это странно, что всегда подобный сон предшествует каким-то реальным событиям, касающимся убийства. В другое время мама не видит таких снов. Кстати, Бетел говорил тебе, что не знает Торна.
— Да, это так.
— А теперь выясняется, что они знакомы; и он неизменно присутствует в маминых снах, более того — является, пожалуй, главным действующим лицом. Однако я же еще не сказала тебе о том, что послала за Ричардом.
— Вот как?
— Я была уверена, что Ливайсон — и есть тот самый Торн, но, не зная, что его узнал кто-то еще, и поддавшись первому порыву, я написала ему письмо, в котором прошу его появиться здесь в субботу. Письмо, кстати, уже отправлено.
— Ну что же, нам придется его хорошенько спрятать.
— Арчибальд, милый, что же можно сделать, чтобы оправдать его? — спросила она, и слезы навернулись ей на глаза.
— Я ничего не могу предпринять против Ливайсона.
— Даже ради Ричарда?
Она встретила его открытый, честный взгляд.
— Как ты это себе представляешь, любимая?
Слезы обиды покатились по ее щекам.
— Подумай сама, Барбара. Это будет выглядеть как личная месть.
— Прости меня, — тихо прошептала она. — Ты, прав, как всегда. Я об этом не подумала. Но что же тогда делать?
— В этом деле есть весьма значительные трудности, — задумчиво сказал м-р Карлайл. — Давай подождем появления Ричарда.
— Кстати, не найдется ли у тебя пятифунтовой банкноты в кармане, Арчибальд. У меня не было такой купюры, и я одолжила ее у мадам Вин.
Он достал бумажник и дал ей деньги.
Глава 10
ДИТЯ И СМЕРТЬ
Мы продолжим наше повествование в серой гостиной, где апрельским вечером, уже почти перешедшим в ночь, сидели Уильям Карлайл и леди Изабель. День выдался теплым, но по вечерам все еще было прохладно, и поэтому в камине горел огонь. Впрочем, пламени уже не было, поленья едва тлели, но мадам Вин не замечала этого. Уильям лежал на диване, а она сидела рядом и неотрывно глядела на него. Изабель сняла очки, и без того уже мокрые от слез, так как не опасалась разоблачения со стороны детей. Он лежал, закрыв глаза, утомленный поездкой в Линборо и обратно. Она полагала, что он спит, но вскоре мальчик открыл глаза и спросил:
— Когда я умру?
Эти слова захватили ее врасплох, и она пришла в полное смятение.
— О чем ты говоришь, Уильям? Кто говорил о том, что ты умираешь?
— Ну, я-то знаю. Вон сколько шума поднялось из-за меня. Вы слышали, что тогда сказала Ханна?
— Что? Когда?
— Когда она внесла чай, а я лежал на коврике. Я не спал, хотя Вы этого и не знали. Вы еще сказали, что ей следует быть осторожнее: а вдруг я не сплю.
— Я что-то плохо помню это, — сказала леди Изабель, сама не зная, что ответить, как сгладить то впечатление, которое произвели на него эти слова, если он их в самом деле слышал.
— Ханна иногда говорит такие глупости!
— Она говорила, что я одной ногой стою в могиле.
— Вот как? Ну кто же станет слушать Ханну? Она просто глупая девушка. Скоро, когда наступят теплые дни, мы поставим тебя на ноги.
— Мадам Вин…
— Что, мой милый?
— Право, не стоит обманывать меня. Думаете, я не вижу этого? Я не ребенок. Этот номер прошел бы с Арчибальдом, но не со мной. Так чем я болен?
— Ничем. Просто ты слабенький. Вот окрепнешь — и будешь здоров, как прежде.
Уильям недоверчиво покачал головой. Он явно относился к тем детям, от которых почти невозможно скрыть факты: смышленым, внимательным и развитым не по годам. Даже если бы никто не проговорился о его болезни, он все равно догадался бы обо всем по той заботе, которой его окружили; впрочем, и слов тоже было произнесено немало: намеков, которые заставили его что-то заподозрить, прямых утверждений вроде того, что позволила себе Ханна, которые еще более укрепили эти подозрения. Одним словом, в сердце своем он так же хорошо знал о скором приходе смерти, как и сама незваная гостья, собиравшаяся навестить его.
— Но если у меня нет ничего серьезного, почему же доктор Мартин сегодня не стал говорить с Вами при мне? Зачем он отослал меня в другую комнату? Ах, мадам Вин: я не глупее Вас!
— Ты маленький мудрый мальчик, который все-таки иногда ошибается, — вырвалось из самой глубины ее исстрадавшегося сердца.
— Смерть вовсе не страшна, когда Господь любит нас. Так говорит лорд Вейн. У него умер младший братишка.
— Очень слабенький ребенок, который был явно не жилец; бледный и все время болевший с самого рождения, — сказала леди Изабель.
— Как? Вы знали его?
— Я… я слышала об этом, — исправилась она, заметив, что снова невольно проговорилась.
— Но Вы не знаете наверное, что я умру?
— Нет.
— Тогда почему же Вы так печальны с того самого времени, как мы уехали от доктора Мартина? И к чему вообще Вам печалиться обо мне? Я не Ваш ребенок.
Эти слова сломили ее. Она встала на колени возле дивана и разрыдалась.
— Ну вот, видите? — воскликнул Уильям.
— Ах, Уильям, у меня… когда-то был свой собственный сын, и поэтому, глядя на тебя, я вспоминаю его и плачу.
— Я знаю. Вы уже рассказывали нам: его тоже звали Уильямом.
Она склонилась над ним так, что ее дыхание смешалось с его, и взяла маленькую руку Уильяма в свою ладонь.
— Знаешь ли ты, Уильям, что Господь первыми забирает тех, кого любит? Если бы тебе суждено было умереть, ты бы отправился прямо в рай, оставив далеко позади все печали и заботы этой жизни. Для многих из нас было бы лучше умереть младенцами.
— И для Вас тоже?
— Да, — тихо сказала она. — Иногда я думаю, что не в силах выдержать все это.
— Так дело не только в Вашем прошлом? Что-то и сейчас печалит Вас?
— Эта печаль всегда со мной. Она не покинет меня до самой смерти. Если бы я умерла ребенком, мне удалось бы избегнуть этой участи. Ах, весь мир полон печали!
— О какой печали Вы говорите?
— Боль, болезни, заботы, неприятности, грехи, раскаяние, усталость, — запричитала она. — Не перечислить и половины тех бедствий, которые ждут нас в этом мире. Скажи, Уильям, когда очень-очень устанешь, разве не кажется роскошью, самым настоящим счастьем — лечь вечером в свою кроватку, ожидая, когда к тебе придет сон?
