— Я вынула булавку и сожгла дрянной кусочек крепа, — прибавила Сэлли. — Каждый стук в дверь сегодня заставляет меня бояться, что пришла полиция. Если его арестуют за это, мисс Лестер, жена его через неделю будет на кладбище. Она еще ничего не слыхала об этом.
— Он точно поехал в Грит-Кросс?
— Кажется. Он, наверно, не смел показываться в Дэншельде. В каком ужасном страхе провел он целый день! Я ни слова ему не сказала.
— Зачем с ним пришел мистер Лидни? — нерешительно спросила Мария.
Сэлли откинула назад голову и захохотала.
— Я слышала, что его взяли под арест за то, что он ворвался в замок. Дураки, не видят, что мистер Лидни не таковский. Я могла бы им рассказать кое-что, если бы хотела раскрыть рот. Он до сих пор спасал моего барина; он смотрел за ним и день, и ночь. Мистер Лидни пробыл здесь с ним целый час после того, как привел его домой, и ушел только в три часа; он ночью караулил его, я так слышала, но не мог его отыскать, пока уже не случилась беда. Да, мистер Лидни ходил в замок, — сказала Сэлли, свирепо обращаясь к воображаемым слушателям прямо перед собою, — но это для того, чтобы вызвать оттуда моего барина.
— Он сказал мне, что постарается заботиться о нем, — сказала Мария очень тихо.
— Он и заботился о нем так, как, если бы все стало известно, не многие стали бы заботиться о другом! — закричала Сэлли, разгорячившись до гнева. — А какая же польза вышла из того, когда все так кончилось?
Сэлли выронила ножик. Мария стояла и дрожала.
— Что теперь делать, Сэлли? — мистер Лидни не может страдать за него.
— Я уж не знаю, что нам сделать, — сурово возразила Сэлли. — Я чуть с ума не сошла, когда услыхала, что его арестовали. Старик Ганд сказал мне, когда приносил раков к завтраку. Я думаю, я, право, думаю, что он будет настолько великодушен, что скорее пойдет в тюрьму, чем расскажет о мистере Уильфреде Лестере, но ведь и брат ваш также великодушен по-своему, мисс Лестер; я боюсь, что когда он приедет из Грит-Кросса и услышит, что случилось, он пойдет прямо в полицию и расскажет все, чтобы мистера Лидни выпустили. Уж как же я наказана за мое сумасбродство!
— За ваше сумасбродство? — спросила Мария, удивленная этим признанием.
— Ну да, мисс Лестер. Я была так глупа, что одобряла их намерение венчаться и говорила, что стану служить им за двух слуг. Сказать по правде, я приняла их сторону из-за жестокости сквайра Лестера и его знатной жены; я полюбила мистера Уильфреда, как родного сына, после того, как нянчила его. Поделом ему. Но я никогда не думала, чтобы это кончилось так.
— Сэлли, вы знаете, зачем он… мой брат… сделал это? Какая была у него цель?
— Не знаю, — сердито отвечала Сэлли. — Верно, они все хотели разделить серебро и все другое, что могли унести. Когда джентльмен начинает переходить от дурного к худшему, он перед многим не остановится.
Не было утешений ни с какой стороны, и Мария ушла с трепетным страхом. Становилось темно. В каждом дереве Мария боялась встретить врага, на каждом повороте засаду; полицейские могли отыскивать ее брата. Несколько часов прошло после того, как взяли Уильяма Лидни, и он, может быть, рассказал всю правду.
Когда она дошла до дома, то увидала, что слуга отворил дверь для ее отца, который выходил. Лестер, по-видимому, был рассержен. Никогда, кроме того раза, когда он выгнал Лидни, Мария не видала его таким сердитым.
— Выпустить пленника, арестованного мною за покушение на грабеж в моем доме! — воскликнул он. — Как осмелился Бент сделать это? Я велю притащить его назад связанного по рукам и ногам.
Он с бешенством прошел мимо Марии, не заметив ее.
— Что это такое? — спросила она слугу.
— Говорят, что этого человека-то выпустили, этого Лидни, — отвечал слуга. — Барин пошел узнать об этом и велеть его опять арестовать. Он и милорд Дэн сказали Бенту сегодня, что они не хотят принимать поручительства.
С сильным биением сердца, с смутными мыслями, порожденными страхом, Мария побежала за отцом. Лестер услыхал ее шаги и обернулся — обернулся, чтобы увидать ее бегущую за ним с бледным лицом, и с губами, трепетавшими при свете сумерек.
— Папа, папа! — воскликнула она, сама не зная, что она говорит и что ей следует сказать. — Выслушайте меня на минуту. Не продолжайте этого дела. Если освободили мистера Лидни или думают освободить его, не препятствуйте этому. Мы ничего не лишились из замка, папа; не продолжайте этого дела.
— Освободить Лидни! Не продолжать этого дела! — повторил Лестер, вытаращив глаза на дочь. — Что ты хочешь сказать?
— Он не виноват, папа; он совсем не тот, за кого вы его принимаете.
— По каким причинам говоришь ты это? — саркастически спросил Лестер, сдерживая свой гнев.
— Я… я не знаю никаких причин, — отвечала Мария со страшно расстроенным лицом, — кроме… кроме убеждений моего сердца.
— Убеждений твоего сумасбродства! — воскликнул Лестер. — Тебе следовало бы стыдиться даже упоминать имя этого человека. Я буду преследовать его даже до… до самой смерти! — сказал Лестер, употребляя сильное выражение в минутном пылу гнева.
— О, папа! Не делайте этого, не делайте! — воскликнула Мария, схватив за руку, чтобы удержать его, и заливаясь слезами. — Оставьте это дело, затушите его. Вы не знаете, что вы можете сделать и какие ужасные тайны может оно обнаружить. Неужели вам не приходило в голову, что в этом деле может быть замешан другой вместо мистера Лидни?
— Что ты хочешь сказать? — спросил он, совершенно растерявшись не столько от ее слов, сколько от ее странного поведения. — Ты с ума что ли сошла?
— Я не смею сказать, я не смею сказать. Но, папа, если вы имеете хоть какое-нибудь уважение к вашей собственной чести и к вашему счастью, вы не станете расследовать дело прошлой ночи.
Она ушла домой, рыдая, Лестер посмотрел вслед ей с гневом и недоумением. Неприятное подозрение, что она привязана к этому авантюристу Лидни, прокралось в его душу. Но глаза Лестера были ослеплены, и он ни разу не подумал о возможности, что дочь его боится за кого-нибудь другого, или что его сын Уильфред мог участвовать в деле прошлой ночи.
Глава XXXI
ОЖИВШИЙ МЕРТВЕЦ
В комнату больного в «Отдыхе Моряков» — так начали называть комнату, занимаемую так долго больным иностранцем, — сидел мистер Гом в лихорадочном нетерпении. Он не привык к противоречию, не привык ждать исполнения своих приказаний и ждал с дурно скрываемым нетерпением возвращения Эпперли в Дэншельд, а теперь, когда он воротился, мистер Гом повелительно требовал его к себе.
Стряпчий явился наконец. Его привела мистрисс Рэвенсберд. Он, с своим зонтиком и с ее, догнал ее, когда она входила в «Отдых Моряков». Ни слова не сказала она, когда ввела его в комнату и заперла за ним дверь. Рэвенсберд стоял возле дивана, на котором сидел больной спиной к двери. В голове стряпчего не было ничего другого, кроме завещания, которое он должен был написать, потому что за ним прислали с такой настоятельной торопливостью.
