При этих словах служителя Божьего, сказанных с той спокойной серьезностью, которая производит неизгладимое впечатление, какое-то странное чувство спокойствия и упования овладело сердцами всех. Этим умирающим мужчинам и женщинам слова эти казались сходящими с небес, где Иисус Христос встретит их с любовью и милосердием, которые будут продолжаться вечно.
Глава XVIII
В «ОТДЫХЕ МОРЯКОВ»
Суетливую ночь провела мистрисс Рэвенсберд. Она, несомненно, обладала находчивостью француженки. Она приготовила теплые постели для потерпевших кораблекрушение, горячую фланель, подкрепляющее питье. Только троих вышеупомянутых отвезли в «Отдых Моряков», другие нашли приют в карауле береговых стражей и в других местах — ах, немного было спасенных!
Пожилого пассажира поместили в лучшую комнату, удобную и красивую комнату в первом этаже. Когда ему помогали выйти из повозки, мадам Софи бросила на него пытливый взгляд и решила, что это высокий старик. Волосы его были серебристые, черты бледны, насколько ей позволили видеть мокрые волосы и капюшон шинели, которую, сказать мимоходом, подал Мичель, береговой страж. Он настолько оправился от своего истощения, чтобы отказаться от всякой помощи в своей комнате, в которой он заперся, вытерся досуха перед огнем, лег в постель с нагретыми простынями, а потом позвонил в колокольчик. Он желал, чтоб ему дали большую чашку горячей каши с водкой.
Когда служанка отнесла ему это, она передала поручение от молодого человека, спасшегося пассажира, который спрашивал, может ли он войти и не может ли быть ему полезен.
«Нет, — было сказано в ответ. — Молодому человеку нечего было терять время, а самому ложиться в постель. Он мог придти утром, если будет так добр, и никто не должен беспокоить его, пока он не позвонит».
Мистрисс Рэвенсберд, как почти все в Дэншельде, не ложилась в постель в эту ночь. У нее были полны руки дела, и она рада была предлогу, чтоб не ложиться спать, хотя ветер, сделав свое свирепое дело, начал стихать. Она ухаживала за спасенным матросом с больной головой и сушила одежду младшего пассажира, потому что он был одет, когда его спасли.
Оказалось, что только эти два пассажира спаслись. Все другие потонули и находились теперь в лоне Господа. Офицеры погибли, трое других спасенных были простые матросы. Когда мистрисс Рэвенсберд перевязывала голову тому, который находился на ее попечении, она стала расспрашивать о тех двух, которые спали наверху, но моряк не мог сказать ей ничего; он сказал, что это пассажиры первого класса, но не знал их имен.
— Это джентльмены, — спросила любопытная трактирщица, которая была сведуща в общественных различиях, вероятно, в результате ее пребывания в Дэнском замке, — или купцы, или что-нибудь в таком роде?
Матрос не мог сказать, но выразил мнение, что они, должно быть, купцы, потому что множество торговцев постоянно путешествовало из Англии в Соединенные Штаты и обратно.
— Странно, что вы были спасены, между тем как все другие погибли, — заметила Софи, — совершенное чудо!
— Не знаю, чудо ли это, — отвечал матрос, — а я думаю это потому, что мы спустили с парохода спасательную лодку и успели в нее сесть; она опрокинулась через несколько времени, с нею вместе некоторые из нас, все остальные, вы видите, попали в спасательную лодку, приехавшую с берега.
— Должно быть, какая у вас была драка на пароходе, кому сесть в лодку!
— Бог с вами! — закричал матрос. — Какая драка! Скорее наоборот. Насилу решились сесть; пароход казался безопаснее. Капитан сказал, что лодка не удержится на таких волнах, и был прав: недолго продержалась она. Пожалуйста, не обрезывайте мои волосы более чем нужно.
Очень рано на следующее утро младший пассажир позвонил, чтоб ему принесли его платье. Ему подали его сухое платье с лучшим бельем мистера Рэвенсберда для временного употребления.
Вскоре после восьми часов мистрисс Рэвенсберд была в буфете одна, довольно шумно выражая неудовольствие на своем языке — она не забыла и никогда не оставляла эту привычку, — когда вдруг ее прервали на таком же беглом французском языке, как ее собственный, и даже еще более чистом. Обернувшись, к удивлению своему, она увидала младшего пассажира в его высушенном платье, по которому она узнала его, потому что накануне почти его не видала. Мадам Софи в первую минуту показалось, будто она никогда не видала такого привлекательного человека. Ему было лет двадцать пять, лицо его было очень красиво, черты прекрасно обрисованы, волосы черные, физиономия и обращение чрезвычайно привлекательные.
— Вы француз? — заметила Софи с поклоном.
— Вы француженка, как я слышу, — отвечал он о легким смехом, — и, кажется, немножко рассержены.
— Вам надо было бы иметь моих слуг хоть на один день, — возразила она. — Экая противная тварь служанка, думает только о нарядах, а не о своей работе!
— Вы умеете хорошо шить? — спросил незнакомец по-английски так же чисто и хорошо, как и по-французски.
Все более и более привлекаемая интересной наружностью, вежливым обращением и приятным голосом, мистрисс Рэвенсберд уверила, что нет на свете женщины, которая умела бы владеть иголкой лучше ее. Она сказала, что семь лет была приходящей ученицей в одном французском монастыре, а уж кто лучше французских монахинь умеет приучить девушку к шитью! Угодно пришить пуговицу?
Незнакомец улыбнулся. Если бы только это, он думал, что мог бы сам это сделать, не беспокоя ее, только бы она дала ему иголку с ниткой.
— Со мной это было, — продолжал он, — но все пропало с моими вещами.
— Вы ничего не спасли, сэр?
— Ничего, кроме записной книги и нескольких бумаг, которые были на мне. То, что я желаю, чтобы вы сшили мне, — продолжал он, — требует побольше искусства, чем пришить пуговицу. Мне нужен зонтик для глаз.
Софи взглянула на его глаза; это были чистые, светлые, темно-серые глаза; она удивлялась, зачем для этих глаз нужен зонтик.
— Это для моего товарища, — объяснил он, — я заходил к нему в комнату, и он желает иметь зонтик для глаз. Я заметил, что он страдал глазами во время путешествия, и утренний свет в комнате очень вреден для них. Он желает иметь зонтик очень большой, из тонкого картона, покрытого синей или зеленой шелковой материей, с тесемкой, чтобы можно было завязать.
— С тесемкой! — с упреком воскликнула Софи: — Вы хотите сказать с лентой, сэр.
— С чем-нибудь. Все равно, какие будут материалы, только бы иметь зонтик для глаз. Я спросил, заказать ли ему завтрак, но он только и желает зонтик.
Софи скоро достала необходимые материалы, кусок картона и малиновой шелковой материи, остаток от платья, и принялась за работу. Незнакомец сел на ручку старого соломенного дивана против Софи и смотрел, как она работала. Он сказал, смеясь, что ему приказано было не приходить без зонтика.
— Кто он? — спросила Софи, работая. — Он показался мне вчера стариком. Вы коротко его знаете, сэр?
