Браун сообщил о своих исследованиях в том же году, когда двадцатисемилетний немецкий адвокат по имени Маттиас Шлейден впал из-за своих профессиональных неудач в такую глубокую депрессию, что однажды выстрелил себе в голову. К счастью для науки, он либо промахнулся, либо его подвели знания анатомии, и он не задел жизненно важных частей мозга. После выздоровления он занялся изучением ботаники, что было хорошей идеей, поскольку в обращении с растениями он оказался гораздо более искусным, чем со своими клиентами или с пистолетами. В 1838 году вышла в свет его публикация, ставшая важным научным событием, с описанием экспериментов, доказывающих теорию о том, что все растительные ткани состоят из клеток. Хотя он ошибался, заявляя, что каждая клетка спонтанно развивается из вещества, составляющего ее ядро, он сделал решающий шаг вперед, положив начало клеточной теории жизни, а вместе с тем и формированию основ современной ботаники.
Дальнейшие успехи в этой области были связаны с кофе и сигарами. В один из долгих вечеров после обильной трапезы со своим другом Теодором Шванном Шлейден подробно рассказывал о своих наблюдениях. Шванн, который был одним из любимых учеников Иоганна Мюллера, тоже видел в тканях животных содержащие ядра клетки. После этой беседы с Шлейденом он решил подтвердить в зоологии факт, уже установленный в ботанике. В 1839 году он опубликовал книгу, название которой говорит само за себя: «Микроскопические исследования соответствий в структуре и развитии животных и растений». Шванн понимал, что касается темы, которая на протяжении веков была предметом серьезных дебатов не только среди ученых, но и среди философов и теологов; он исследовал фундаментальную основу самой жизни. В отличие от иудея Шлейдена и Вирхова, для которого не существовало авторитета выше собственного разума, благочестивый католик Шванн не был готов рисковать расположением церкви. Прежде чем опубликовать свою книгу, он хотел заручиться одобрением своего епископа. Шванн не был Галилеем, а его духовник не был папой Павлом V, так что книга была признана не нарушающей никаких догм.
Опираясь на открытие Шлейдена, Шванн объединил в своей работе все имеющие принципиальное значение выводы, полученные в процессе микроскопических исследований клеток, проведенных после 1830 года. В нарастающей лавине новых данных, поступающих от многочисленных ученых, было практически невозможно разобраться и отделить достоверные эксперименты от неверно истолкованных наблюдений. Благодаря находкам Шлейдена и Шванна были открыты основополагающие элементы клеточной теории. Имена этих двух ученых были прочно связаны между собой в умах их современников, и биологи редко вспоминали о них отдельно друг от друга; это было бы все равно, что говорить о Гилберте, забыв о Салливане
[19] или сказать «хип», не добавив «хоп». Шлейден и Шванн – эта эвфония использовалась в качестве мнемонического имени для студентов-первокурсников факультета биологии на протяжении сотни лет.
В своей книге Шванн сформулировал фундаментальное положение своей теории: «Существует единый универсальный принцип развития элементарных частей организмов, хотя они и отличаются друг от друга. И этот принцип – формирование клеток». Следует понимать, что клетка представляет собой микроскопическую массу протоплазмы, заключенную внутри мембраны, обладающую собственным обменом веществ и способную существовать самостоятельно. Оставалось загадкой, откуда появляются клетки, и Шванн выдвинул собственную ошибочную гипотезу. Он считал, что они возникают не в ходе деления родительской клетки, а в результате протекающего внутри организма процесса, который напоминает кристаллизацию из гипотетического материнского раствора, названного им цитобластемой. С самого начала западной цивилизации горячо обсуждалась концепция самопроизвольного зарождения, в соответствии с которой каждый новый организм создается из элементарного вещества или даже из ничего. Не вникая в богословский смысл данной парадигмы, Луи Пастер раз и навсегда опровергнет ее несколько десятилетий спустя, но на тот момент она была основополагающей частью концепции развития клеток, предложенной Шванном.
Именно Рудольф Вирхов нашел ответ на этот вопрос. В тот год, когда в свет вышла книга Шванна, Вирхов только начал свое медицинское образование в институте Фридриха-Вильгельма. Перемещение фокуса внимания от тканей к клеткам и открытие универсального строения всех живых организмов стимулировало все более многочисленные и эффективные исследования. Практически каждый медицинский феномен, изученный Вирховом после того, как он начал свою научную деятельность, так или иначе был связан с клеточной теорией. В своей работе, опубликованной в 1852 году, он описал клетку как фундаментальный питательный элемент, при этом не только ни разу не упомянул о цитобластеме, но заявил, что эксперименты привели его к убеждению, что новая клетка может быть образована только в результате деления на две уже существующей клетки. Два года спустя он высказался вполне определенно: «Новая жизнь возникает только посредством прямого наследования». Наконец, в 1855 году он поместил в своем «Архиве» статью о патологии будущего – патологии, которая будет изучать процессы, протекающие внутри клеток: поддерживающие жизнь или вызывающие болезнь в зависимости от ситуации. Именно в этой публикации он впервые использовал тезис, ставший объединяющим девизом его учеников: Omnis cellula a cellula, что означает: «Клетка происходит только от ранее существовавшей клетки» и недвусмысленно провозгласил неизбежный вывод: «Как бы мы ни выкручивались и не изворачивались, в конце концов мы все равно вернемся к клетке».
Закономерным было и то, что благодаря достигнутому в европейской науке авторитету профессор Рудольф Вирхов получил приглашение вернуться обратно в Берлин. В своем штате его хотели видеть многие университеты, но он отказался от всех предложений, поскольку был вполне счастлив, работая в идиллической и воодушевляющей атмосфере академии Вюрцбурга. Доброжелательная коллегиальность сослуживцев-учителей и отстраненность от политических коллизий смягчили его природную воинственность. У него была преданная жена и трое детей. За годы, проведенные в Вюрцбурге, он успокоился и возмужал. Рудольф Вирхов, в 1856 году получивший приглашение на должность руководителя кафедры патологии в Берлине, был гораздо более мудрым и зрелым человеком, чем тот пылкий жених, которого полиция города постаралась поскорее выдворить, когда он приехал для заключения брака шесть лет назад.
Теперь же его так уговаривали вернуться, что он согласился принять пост, но на определенных условиях. Поскольку Берлинский университет настаивал на сотрудничестве с ним, он хотел извлечь для себя из этой ситуации некоторые преференции. Вирхов потребовал, чтобы для осуществления практических исследовательских и клинико-патологических работ был построен отдельный институт патологии. Здание возвели очень быстро, и Вирхов вернулся в Берлин с триумфом, как признанный и наиболее влиятельный авторитет среди представителей немецкой медицины. С этого времени тенденция, все более очевидно формировавшаяся в течение последнего десятилетия, стала фактом: благодаря Рудольфу Вирхову эстафета ведущей роли в развитии медицины перешла от Франции к немецкоязычным странам. Это положение вещей сохранялось до начала двадцатого века, когда война изменила расстановку сил и на сцену вышла американская наука.
