Казалось, что плотное расписание Вирхова только подпитывало его энергию, а не истощало ее. Он написал за свою жизнь более двух тысяч книг и документов, редактировал огромное число работ, всегда тщательно изучая каждое слово каждой рукописи, чтобы ни одна ошибка не просочилась на страницы журналов, за содержанием которых он бдительно следил. В нарастающей волне интернационализма в медицине конца девятнадцатого века он был главной движущей силой, в буквальном смысле этого слова. Постоянно присутствуя на встречах международного медицинского конгресса, он зачастую становился участником программ различных европейских научных обществ. В возрасте восьмидесяти лет во время отпуска он отправился в тур по исследовательским центрам в Лондоне, Эдинбурге, Трансильвании, Бреслау и Швейцарии. На помпезное международное празднование его восьмидесятилетия прибыли многие именитые люди со всего мира, среди которых был лорд Листер, произнесший двухчасовую поздравительную речь. Не обращаясь к своим записям, по памяти, он сделал полный обзор истории медицины и роли Вирхова в ее недавнем развитии.
Не вызывает сомнения то, что именно благодаря своей неистощимой энергии Вирхов смог столь многого добиться в жизни. 4 января 1902 года, торопясь на встречу, он спрыгнул с электрического трамвая и, оступившись, упал на улице Лейпцигерштрассе, сломав шейку бедра. Медленный процесс выздоровления потребовал месяцы вынужденного физического бездействия, подорвавшего его силы. Наконец, он оправился настолько, что смог отправиться с Роуз на лето в горы Гарц, где снова неудачно упал и вновь сломал ногу. На этот раз возникли серьезные проблемы с сердцем, и его пришлось перевезти назад в Берлин, где он и умер 5 сентября.
Похороны Рудольфа Вирхова стали публичным триумфом его жизни. Толпы его сограждан выстроились на тротуарах, чтобы отдать ему последнюю дань уважения, когда процессия двигалась по улицам города, для которого он так много сделал. Вильгельм II отправил телеграмму с соболезнованиями Роуз Вирховой. Если бы умерший, бывший атеистом, мог склониться со своего небесного трона и взглянуть вниз на нашу планету сквозь свои очки в стальной оправе, он, несомненно, был бы удивлен, узнав, что правитель его страны молился о нем Богу ради членов его семьи, оставшихся на земле. Старый дерзкий скептик, говоривший о религиозных убеждениях кайзера так же много, как и о его политике, тем не менее поаплодировал бы проницательности сообщения, которое тот телеграфировал его вдове: «Пусть Господь Бог утешит вас в вашей великой скорби, и пусть вас утешит мысль, что великого исследователя, целителя и преподавателя, посвятившего всю жизнь работе, открывшей новые пути развития медицинской науки, оплакивают и благодарят его король и весь образованный мир».
В одном из панегириков, появившемся в прессе в последующие дни, отмечалось, что со смертью Вирхова народ Германии потерял не одного, а четырех великих людей – ведущего патологоанатома, антрополога, гигиениста и либерала. В трех из перечисленных областей он заложил фундамент, на основе которого его последователи добились огромных успехов. Только его политические усилия были напрасными перед лицом непреодолимой волны реакционного национализма, охватившего страну после ее объединения. Но идеи, которые он отстаивал – демократия, культура, свобода и процветание, – достигли окончательного триумфа в Западной Европе, и сегодня там торжествуют принципы, за которые он боролся всю жизнь.
Можно сказать, что самым важным вкладом Вирхова в сокровищницу медицинских знаний является создание клеточной теории болезни, настолько же философской, насколько и научной концепции, затрагивающей самую сущность существования каждого из нас и основу наших отношений к своим собратьям. Он расширил свой тезис о базовых жизненных элементах, включив в него социальную структуру человечества и утверждая, что хотя общее направление может определяться какой-то специально созданной частью общественного организма, вклад отдельной личности имеет не большее значение, чем заслуги других.
Наставляя своих преемников, Вирхов говорил, что активность внутри клетки – это те жизненно важные процессы, которые человек пытался понять со времен далекого туманного прошлого. В результате исследований Рудольфа Вирхова и Клода Бернарда была установлена взаимная зависимость между клетками и окружающей их средой. Вслед за немцем Вирховом и французом Бернардом современные ученые открывают все большее число важнейших факторов, определяющих фундаментальные процессы существования. Для сегодняшнего студента-медика уже недостаточно изучить анатомию, физиологию, биохимию и патологию. Список дисциплин современных медицинских институтов включает курсы биологии клетки, а также биологии молекул внутри клетки и вне ее. Мембрана, окружающая базовый элемент, силы, оказывающие на него воздействие, секреты его функционирования и питания изучаются самым скрупулезным образом. Будущее основных медицинских исследований находится в руках генетиков, иммунологов и, возможно, даже психобиологов. Среди математиков, физиков, химиков и инженеров есть такие, кто никогда не был в медицинской лаборатории, и тем не менее они работают над проблемами, решение которых приведет к большим успехам в исцелении болезней в следующем веке.
Современные студенты-медики должны изучать и другие предметы. Их включение в учебную программу согрело бы эктоплазму духа Вирхова, если бы он мог о них узнать: эпидемиология, биостатистика, здравоохранение и поведенческие науки. «Нормальные условия существования» интересовали Рудольфа Вирхова не меньше, чем аномальные. Он был уверен, и время подтвердило его правоту, что поддержание и восстановление здорового равновесия между базовыми жизненными элементами и их окружением должно быть самой главной задачей как для индивидуума, так и для всего общественного организма. Он был Гиппократом с микроскопом.
В девятнадцатом веке считалось, что когда-нибудь наука непременно найдет средства, с помощью которых человечество обретет, наконец, счастье. Сегодня стало очевидно, насколько наивной была эта вера: научные открытия могут быть столь же разрушительными, сколь и благотворными, принося людям как порабощение, так и освобождение. Определять будущее человеческой расы будет не наука, а непостоянство нашей амбивалентности в отношении ее щедрых даров. Рудольф Вирхов признавал эту неопределенность, но он никогда не терял надежды, что однажды она будет преодолена доброй волей отдельных людей и целых народов. Когда воцарился мир после Франко-прусской войны между страной Вирхова и родиной Клода Бернарда, он выразил свою веру в способность индивидуумов и наций исцелять болезненные состояния общества и возвращать здоровые условия существования. Хотя в данном случае история показала, что он заблуждался, возможно, дети наших детей или клетки наших клеток увидят исполнение его надежды:
Вновь наступило мирное время, и с нашей помощью, возможно, мир науки утвердит свое влияние и, примирив умы и сердца всех людей, распространит свои идеи в нашем обществе. Тогда все граждане обеих стран смогут понять, что истинные цели их жизни и работы могут быть реализованы только на основе развития их стран; по этой причине их земля должна быть освобождена от иностранных захватчиков. Развитие наций должно вести к наивысшей в гуманистическом понимании цели, достижение которой позволит человеку выйти за узкие границы национализма в неизмеримо более высокие сферы гуманизма… Возможно, именно науке предстоит пронести сквозь годы и воплотить в жизнь прекрасный девиз «Миру – мир».
