Листер постепенно снижал концентрацию карболовой кислоты, чтобы уменьшить раздражение кожи, при этом метод антисептики в целом становился все более сложным. В окончательном виде технология предполагала, что обработанная карболкой поверхность разреза должна была укрываться слоем водонепроницаемого шелка, поверх которого накладывались ровно восемь слоев пропитанного карболовой кислотой муслина, при этом между двумя верхними помещался лист гуттаперчи. Вся резко пахнущая масса пропитывалась жидкой смолой и парафином; затем все покрывалось вощеной тафтой, пропитанной в карболке большей концентрации. Листер считал, что любое изменение методологии может привести к инфицированию. И результаты педантичного соблюдения разработанных им правил были впечатляющими. За последние три года в Глазго изобретатель новой технологии только один раз столкнулся со случаем рожистого воспаления. В редких случаях развития больничной гангрены она протекала достаточно легко. Свои достижения он подтвердил и в Эдинбурге. Количество раневых инфекций было небольшим, а низкие показатели смертности позволили Листеру проводить более сложные операции, при этом период выздоровления его пациентов был значительно короче, чем у пациентов его коллег в той же больнице. Излишне говорить, что та же ситуация сложилась и со списком умерших пациентов.
Тем не менее среди местных хирургов у него было мало последователей. Не одна книга была написана на тему, почему хирургический мир не сразу принял учение Листера. Одна из причин очевидна: не верить в него было гораздо легче. Представьте себе пятидесятилетнего хирурга на пике своей карьеры, привыкшего входить в свою операционную, переодевшись в старый сюртук, покрытый пятнами засохшего гноя и крови многих больных, и начинающего действовать без таких обременительных неудобств, как предварительное мытье рук, торопливо выполняющего обычную десятиминутную операцию, пока его пациент поспешно усыплен эфиром, и тут же готовящегося к следующей. Он не смотрел в окуляр микроскопа с момента окончания медицинской школы, где ему доводилось воспользоваться этим прибором лишь несколько раз, хотя, возможно, не было и этого. Однажды он приходит на лекцию профессора, окруженного явно не имеющим к хирургии набором колб, линз и маленьких чаш под стеклянным колпаком, который говорит, что его настоящими врагами являются маленькие невидимые существа, и чтобы расправиться с ними, он должен пропитаться до запястий в едком растворе, делать операцию в облаке кислотных паров, многократно прерывать отработанную до мельчайших движений процедуру, чтобы орошать рану и все свои инструменты химическим дезинфицирующим средством, кропотливо накладывать резко пахнущие повязки в строго определенном порядке, а затем еще и следовать очень жестким правилам перевязки в послеоперационный период. А затем представьте себе того же самого хирурга в своем клубе вечером, подносящего бокал портвейна к губам красными опухшими руками, потрескавшимися от агрессивной жидкости, которой они пропитывались в течение дня.
И, наконец, вообразите себе самое худшее. Подумайте, что должен чувствовать такой хирург, если он согласится с теорией, которая делает неоспоримым вопиющий факт, что последние пятнадцать лет своей карьеры он убивал своих пациентов, позволяя проникать в их раны микробам, которые он обязан был уничтожить.
По этим причинам многие хирурги, имеющие хорошую репутацию, считали, что концепция Листера для них неприемлема. Небольшое количество энтузиастов пытались выполнять лишь некоторую часть процедуры, чтобы не слишком обременять себя, в результате чего метод не приводил к ожидаемым результатам – нарушение технологии сводило все старания на нет, и поэтому они весьма охотно отказывались от новой теории, сочтя ее бесполезной. Сам Листер не надеялся на быстрое всеобщее признание своих идей. Он предполагал, что должно смениться поколение врачей, прежде чем бактериальная теория станет частью медицинской практики. Есть богословы, которые верят, что древним израильтянам пришлось бродить сорок лет по пустыне, чтобы люди с рабским менталитетом вымерли и появилось новое свободомыслящее постъегипетское поколение. Возможно, рассуждая аналогичным образом, Листер пришел к выводу, что обетованная земля безопасной хирургии будет дарована только новорожденному племени его последователей.
В 1874 году Листер отправил первое, положившее начало его переписке с Луи Пастером письмо с благодарностью за открытие тайны развития раневого сепсиса. Именно опыт британского профессора в практическом применении этой теории позволил понять французскому химику, что его находка микроорганизмов, вызывающих ферментацию, может быть полезна в поиске причин заболевания. В последующие годы его исследования в указанном Листером направлении привели, как отмечалось ранее, к идентификации специфических бактериальных агентов определенных инфекций и использованию аттенуированного штамма сибирской палочки в качестве прививочного материала для создания иммунитета у пациентов. Таким образом, именно благодаря переходу исследовательского процесса от Пастера к Листеру и назад к Пастеру так называемая бактериальная теория была доказана на практике.
«Клиника Гросса». Написанная в 1875 году картина Томаса Икинса с изображением операции, выполняемой ведущим хирургом Америки, решительным противником Джозефа Листера и антисептической теории. (Любезно предоставлено медицинским колледжем Джефферсона Университета Томаса Джефферсона, Филадельфия.)
Но это произойдет позже. Даже в конце 1880-х годов на страницах американских медицинских изданий продолжались ожесточенные споры об обоснованности новой концепции. Дж. Коллинз Уоррен, внук первого американца, сделавшего операцию с использованием эфирной анестезии, в 1869 году ездил к Листеру в Глазго, чтобы перенять его опыт. Позже Уоррен писал, что, вернувшись в Бостон, он попытался ввести метод антисептики в центральной больнице Массачусетса, но ему «безапелляционно заявили, что лечение карболовой кислотой недопустимо». Несоблюдение разработанных Листером правил привело к неубедительным результатам, и дальнейшие попытки применения антисептического средства больше не предпринимались.
Статьи, посвященные бактериальной теории, в американских медицинских журналах того времени появлялись редко. По мнению врачей страны, вопрос о том, являются ли бактерии причиной развития заболеваний, все еще ждал окончательного ответа. На этой стороне Атлантического океана наука еще не стала решающим фактором в медицине: всем идеям, рождавшимся в лабораториях, предпочитали сомнительные иностранные новшества. Среди лидеров американской хирургии были и такие, кто выступал против антисептики и отказывался принять бактериальную теорию Листера. Доктор Самуэль Гросс из Филадельфии, учебник хирургии которого был самым популярным в стране, не верил в то, что метод антисептической обработки может принести какую-то пользу и не желал использовать его в своей практике. В 1876 году в рамках обзора развития медицины, приуроченного к сотой годовщине независимости Соединенных Штатов, он отмечал, что его соотечественники хирурги не верят в концепцию Листера. Томас Икинс увековечил образ этого врача в своей знаменитой картине «Клиника Гросса», на которой он представлен во время операции в традиционном сюртуке без малейших признаков применения каких-либо антисептиков. Испуганная мать пациента изображена позади его руки, сжимающей окровавленный скальпель. Картина была написана в 1875 году через девять лет после того, как Джозеф Листер впервые изложил свою доктрину в самом популярном медицинском журнале на английском языке.
