В тот же год, когда Гросс опубликовал свою статью, филадельфийская Столетняя медицинская комиссия пригласила Джозефа Листера принять участие в конгрессе, созванном в честь празднования столетия Америки. Президентом комиссии был не веривший в бактериальную теорию профессор из Филадельфии. Тем не менее он любезно предложил своему английскому коллеге место председателя хирургической секции, и Листер с готовностью принял почетное приглашение, рассматривая его как возможность детально разъяснить доктрину антисептики все еще сомневающимся американцам.
Однако сам Листер был встречен со значительно большим энтузиазмом, чем его трехчасовое выступление, в котором он пытался перевербовать свою аудиторию. Несмотря на всю красноречивость его доводов, их оказалось недостаточно, чтобы всерьез изменить отношение слушателей к его идеям, особенно когда он продемонстрировал сложную систему подготовки перевязочного материала. Его личные качества и целеустремленность вызывали гораздо большее восхищение, чем его антимикробная концепция. Один из обозревателей Бостонского журнала, посвященного общей медицине и хирургии, так описывал впечатления американцев: «Несмотря на улыбчивое лицо, жесткая линия рта и сияющие глаза выдают решительность его характера. Каждое его движение и слово пронизаны сдержанностью, но нет ни малейшего сомнения, что он действительно верит в антисептическую хирургию».
Однако в Европе ситуация была совсем иной. По причинам, более подробному изложению которых будут посвящены несколько следующих страниц, проживавшие на континенте и особенно немецкоязычные хирурги были по сравнению с американцами гораздо лучше подготовлены к восприятию бактериальной теории. Как только они приняли эту концепцию, использование антисептиков или эквивалентных техник стало естественным следствием. Среди первых адептов метода был Риттер фон Нуссбаум из Мюнхена, который описал свой опыт в письме Листеру: «Нас ждал один сюрприз за другим… Больше не было ни одного случая госпитальной гангрены. …Наши результаты становились лучше и лучше, время заживления сокращалось, а септикопиемия и рожа исчезли полностью». Нуссбаум выразил чувства многих учеников Листера, добавив: «Я считаю ваше открытие величайшим и самым благословенным в нашей науке, достойным стоять в одном ряду с изобретением хлороформного наркоза. Бог вознаградит вас за это и дарует вам долгую и счастливую жизнь».
В истории науки часто случалось, что именно трагические обстоятельства войны способствовали возникновению и внедрению инноваций. В короткой, но кровопролитной Франко-прусской войне 1870–1871 годов немногие хирурги, использовавшие метод Листера, смогли продемонстрировать статистику смертности, показатели которой были намного лучше, чем у подавляющего большинства их коллег. Послеоперационная гибель среди пациентов Георга Фридриха Луи Штромейера, главного хирурга шлезвиг-голштейнской и ганноверской армий, составляла тридцать шесть смертей после тридцати шести ампутаций на уровне коленного сустава. Еще более удручающими эти данные делало то обстоятельство, что Штромейер не был некомпетентным в своем деле: Филдинг Гаррисон называл его отцом современной военной хирургии в Германии. Статистика французских врачей также не вызывала восторга: из 13 173 произведенных в военных госпиталях Франции ампутаций всех видов, включая пальцы рук и ног, 10 006 закончились смертью.
После войны немецкие хирурги, вдохновленные растущим среди соотечественников авторитетом науки, начали ездить в Эдинбург, чтобы изучить методы применения антисептических средств. Вслед за ними потянулись французы, а затем и представители других континентальных стран. К моменту созыва Немецкого хирургического конгресса в 1875 году концепция Листера завоевала множество восторженных последователей. Один из самых ревностных, Риттер фон Нуссбаум взывал к своей аудитории: «Загляните в мои больничные палаты, совсем недавно опустошенные смертью. Могу сказать, что мои помощники, медсестры и я сам просто счастливы. С величайшим рвением мы подвергаем себя всем дополнительным мучениям, необходимым для лечения». Нуссбаум также написал небольшую книгу об антисептике. Переведенная на французский, итальянский и греческий языки, она способствовала быстрому распространению бактериальной теории в Европе.
Штромейер как никто другой среди немецких врачей был признателен Листеру за его открытие и зашел так далеко, что написал хвалебную поэму, названную его именем. Он сам сделал перевод, поэтому, читая ее, следует проявлять снисходительность, поскольку его благие намерения несколько омрачены неважным качеством его германизированного английского. Вот первая строфа, звучащая так, как будто это пародия, сочиненная для выпускного шоу в какой-то современной американской школе медицины. Не следует придавать особого значения тому факту, что личное местоимение, относящееся к создателю антисептики, написано с большой буквы, как будто он был Создателем и всех нас. Хотя из-за этого стихотворение становится слегка похоже на оду Богу, следует помнить, что немцы рассматривают такое написание своих существительных и местоимений как само собой разумеющееся:
Твой антисептик запахом своим
Нарушил планы смерти, и теперь
Все человечество тебя благодарит,
Ведь Ты всех спас от боли и потерь.
Спустя несколько недель после Немецкого хирургического конгресса Джозеф и Агнес Листер вместе с четырьмя членами семьи его брата отправились в тур по континенту, во время которого они планировали также посетить немецкие больницы, чтобы оценить эффект применения антисептической обработки. После путешествия по Франции и Италии они объехали Мюнхен, Лейпциг, Берлин, Галле и другие города. Нуссбаум встретил их в Мюнхене, а в Лейпциге в их честь был устроен банкет, на котором присутствовали около трехсот пятидесяти профессоров, врачей и студентов. Это был яркий незабываемый вечер. Почетного гостя развлекали шутливыми песнями, специально написанными для этого случая, среди которых была одна под названием «Неразбериха с карболкой». К сожалению для потомков, ее текст, похоже, не сохранился. Профессор Карл Тирш предложил тост за здоровье лауреата и отметил, что антисептике, как и многим другим великим изобретениям, предстоит пройти три этапа на пути своего развития: «Первый, когда все, с улыбкой покачивая головой, говорят: “Все это чепуха“, второй, когда пожимают плечами и бросают презрительно: “Это просто вздор“ и, наконец, “О, это старая история, нам давно об этом известно“».
Вызвав недоумение у все еще скептически настроенных хирургов англоязычных стран, 19 июня 1875 года в журнале «Ланцет» этот визит в Германию был описан следующим образом: «Путешествие профессора Листера по университетским городам Германии, которые, как нам кажется, он посещает в основном, чтобы посмотреть, как на континенте проводится антисептическое лечение, приобрело характер триумфального марша». Такой же прием ожидал его четыре года спустя, когда он присутствовал на Международном медицинском конгрессе в Амстердаме. Его приветствовали продолжительной овацией, стоя, по свидетельству Британского медицинского журнала, с «энтузиазмом, не знающим границ», а президент профессор Дондерс произнес в его честь панегирик: «Мы выражаем вам восхищение и благодарность от всех нас и от лица всего человечества».
