Постепенно методы Листера и бактериальная теория все в большей степени становились частью повседневной медицинской практики. Пастер продолжал свои исследования, получая все более убедительные доказательства того, что именно микробы провоцируют развитие инфекционных заболеваний. К тому же тридцатичетырехлетний немецкий бактериолог Роберт Кох в 1876 году впервые идентифицировал специфическую бактерию, вызывающую конкретную болезнь, продемонстрировав с помощью серии простых, понятных экспериментов, что бацилла, выделенная из крови страдающих сибирской язвой животных, является прямым агентом, вызывающим связанные с этим заболеванием патологические изменения при введении их в организм здоровых животных. Результаты исследований Коха вскоре были подтверждены Пастером, который, как отмечалось ранее, разработал метод вакцинации против сибирской язвы, используя бациллы с ослабленной патогенностью. В 1878 году Кох опубликовал свою монументальную работу «Исследования этиологии инфицирования ран», в которой связал шесть различных видов хирургических инфекций с шестью различными бактериями. Эта статья стала последним недостающим фрагментом доказательства идеи Листера, вдохновленного научными изысканиями Пастера. Последние сомнения в бактериальной теории были окончательно развеяны. Ее справедливость оставалась под вопросом только для не связанных с наукой людей и Лоусона Тайтса, по-прежнему относившегося к ней с недоверием.
Парадоксальность медицины в это время ощущалась как никогда. Некоторые ученые, и Листер в их числе, пришли к осознанию того, что в воздухе роится гораздо меньшее количество микробов, чем считалось ранее. В результате сэр Джозеф решил отказаться от применения едкого карболового спрея. Но некоторые более молодые медики зашли в интерпретации этого факта гораздо дальше. Они пришли к выводу, что организмы, вызывающие воспаление и нагноение хирургических ран, не попадают в них из атмосферы, а заносятся иным путем. В то же время они догадались, что тело обладает защитными свойствами, которые делают его невосприимчивым к малым дозам бактерий, обитающим в воздушном пространстве. Таким образом, очевидными источниками основного загрязнения ран были руки и инструменты медицинского персонала – врачей и медсестер. Раневая инфекция была одним из феноменов, существовавших на этой земле задолго до Уолта Келли и героя его комикса Пого, сказавшего бессмертные слова: «Мы встретили врага, и оказалось, что он – это мы сами».
Из вышеперечисленного следовало, что дезинфицировать необходимо не рану, как считал Листер, а скорее каждый посторонний загрязненный бактериями предмет, который соприкасается с тканями организма. Так родилось учение об асептике.
Антисептики предназначались для дезинфекции самой раны, поскольку считалось, что заражение возникает из-за контакта с воздухом. Асептика направлена на скрупулезную стерилизацию всего, что коснется области операции. Ее сторонники полагали, и были совершенно правы, что разрез, выполненный на неинфицированных тканях, остается неинфицированным, если в него не попадают загрязненные микроорганизмами предметы. Необходимо, чтобы руки хирурга были тщательно вымыты, его инструменты обеззаражены кипячением, а накладываемые на раны повязки стерилизованы. Стерильный разрез может быть сделан стерильным скальпелем, который держит стерильная рука, только после того, как кожа пациента стерилизована дезинфицирующим средством, будь то карболовая кислота или любой равнозначный по эффективности препарат. Пропитанному болезнетворными бактериями старому сюртуку пришлось уступить дорогу свежевыстиранному стерильному халату. Таким образом, прозорливость Игнаца Земмельвейса, урожденного венгра, исследования француза Пастера, работа англичанина Листера и немца Коха подготовили мир к встрече нового научного открытия.
Теперь настал момент, когда учение Джозефа Листера перестало быть инновационным. Бактериальная теория, на основе которой он разрабатывал свои антисептические методы, теперь требовала их замены на асептику. В сущности, асептика является профилактикой, а антисептика – терапией. Лучше предотвращать попадание инфекции в рану, чем лечить ее, когда уже начался воспалительный процесс. Исключая случаи с загрязненными до вмешательства хирурга ранами, антисептика стала менее полезной, поскольку лежащая в ее основе теория получила всеобщее признание, а ее первого апологета стали считали не иначе, как Мессией хирургии. В 1883 году Густав Нойбер из Киля построил частную больницу на основе главного принципа асептики, согласно которому микробы должны уничтожаться до, а не после того, как они вступят в контакт с пациентами. Он разработал пылеулавливающую систему вентиляции и первым начал оперировать в хирургической шапочке и халате. Уильям Стюарт Холстед из Балтимора положил начало использованию резиновых перчаток в 1889 году. Рожденный в России Эрнст фон Бергманн, работавший профессором хирургии в Берлине, в 1886 году ввел стерилизацию с помощью пара и заложил основы современного асептического ритуала для хирургов в 1891 году.
В конечном счете, антисептические методы Листера следует рассматривать как переходный этап. Превосходные результаты, полученные практикующими их специалистами, подтвердили практическую обоснованность бактериальной теории и доказали, что хирурги должны применять достижения науки в своей ежедневной работе в больницах. Но как только бактериальная основа инфекции была окончательно установлена в лабораториях Пастера и Коха, звездный час концепции Листера подошел к концу. В конечном счете, Джозеф Листер заслуживает хвалебной оды от благодарного человечества не за разработанные им методы, а за то, что он указал своим коллегам-хирургам истинную причину нагноения в ранах и продемонстрировал им научный образ мышления, который мог исправить существующее положение.
Однако одно из достижений Джозефа Листера, практически в своей первоначальной форме, живо и по сей день. Я имею в виду его совершенный кетгутовый шовный материал, безопасно использующийся в хирургических операциях и сегодня. Не желая отвлекать читателя от противомикробной борьбы чем-либо, что могло бы помешать пониманию ее напряженности, я до сих пор опускал одно из самых значительных практических нововведений, когда-либо сделанных в оперативную технологию.
Со времен классической Греции струны музыкальных инструментов делали из кишечной оболочки овец и других животных. Некоторые древние авторы описывали использование таких струн для соединения кровеносных сосудов; с этой же целью кетгут применял Гален, называя его graciliu chordaru. Его величайшим достоинством была способность рассасываться в заживающих тканях. Но техника сшивания кровеносных сосудов то использовалась, то забывалась; каждые несколько сотен лет ее открывали заново. Например, в свое время кетгут взял на вооружение Амбруаз Паре. В дни Джозефа Листера этот материал использовался только для струнных инструментов и, возможно, для спортивных ракеток разного рода. Вообще-то, его название было образовано от kit-gut (набор для кита). Кит – это маленький музыкальный инструмент типа скрипки, которым обычно в шестнадцатом – восемнадцатом веках владели учителя танцев. Похоже, что оба слова kit и gut происходят от греческого названия лиры, арфы и лютни kithara (китара).
Когда Листер начинал свою работу по антисептике, большие кровеносные сосуды соединяли с помощью нерассасывающихся нитей или металлических проводов, которые хирург вытягивал из связки, продернутой сквозь петлю для пуговицы своего грязного сюртука. Концы этих лигатур оставляли достаточно длинными, чтобы они выходили за пределы разреза. Таким образом, их могли удалять через мягкие разлагающиеся ткани после начала воспаления. Это действие иногда сопровождалось опасным кровотечением из поврежденных сосудов и часто приводило к смерти больного. В ранах, обработанных антисептическим методом, инфекции развивались гораздо реже, а это означало, что оставался единственный способ удаления инородного тела из организма: повторное открытие раны.
