Крепко сбитый молодой атлет был безразличен к наукам; назвать его успехи в обучении средними было бы большим преувеличением. После долгих изысканий один из его биографов был вынужден заключить: «В Йельской библиотеке отсутствуют записи о том, что он брал какие-то книги». Обучаясь также беспечно в Андовере, Холстед, как и многие его друзья, интересовался только спортом, не уделяя внимания интеллектуальной деятельности, которой следовало быть основной в жизни студентов Лиги Плюща. Футбол был не единственным его увлечением. Он был игроком бейсбольных команд группы и курса; а также был достаточно хорошим гимнастом, чтобы принять участие в представлении, устроенном ради сбора средств для его клуба по гребле. На фотографиях, сделанных в то время, он предстает красивым денди в безупречно сшитом по фигуре костюме (хотя и слегка лопоухим), в котором каждая деталь выдает отпрыска богатой семьи.
Отец этой комбинации Бо Браммела
[22] и Фрэнка Мерриуэла
[23] был президентом Холстед, Хайнс и Ко., семейного предприятия по импорту текстиля, учрежденного в конце девятнадцатого века. Предки старейшины Холстедов поселились в Хемпстеде, Лонг-Айленд, в 1660 году. В невесты он выбрал девушку из очень хорошей семьи – свою двоюродную сестру Мари Луизу Хайнс. Холстеды жили в городском доме на пересечении Пятой авеню и 14-й улицы в Манхэттене и за городом в Ирвингтоне штата Нью-Йорк. Именно в этом созвездии квинтэссенции американской аристократии 23 сентября 1852 года впервые взошла новая звезда Уильяма Стюарта Холстеда.
Определенно кое-кто из колдунов-врачевателей отправился к огромным владениям Холстедов, чтобы доставить младенцу, рожденному с серебряной ложкой во рту, подарки, которые будут развернуты и станут приятным сюрпризом лишь в отдаленном будущем, после окончания бессмысленного пребывания в Йеле. Если существовало какое-то растение, которое слишком долго росло в корень и зацвело с опозданием, то это ниспадающий из чаши с белыми разводами на листьях цветок Лиги Плюща, о так и не открывшихся в университете талантах которого никто не подозревал до того момента, пока его срок был уже почти на исходе. Логически продолжая витиеватую ботаническую метафору до ее конечной точки, можно сказать, что когда лепестки его интеллекта наконец раскрылись, распространяемой ими пыльцы хватило на все невозделанное поле тогдашней американской хирургии. В результате появились ростки нового духа, продвинутой технологии и в подлинном смысле этого слова оригинального типа лидерства. Для их описания использовалось прилагательное «холстедианские».
Профессионализм Холстеда достиг зрелости в особенно благоприятное время для развивающейся американской медицины. Большинство доморощенных врачей получали образование в основном в рамках старой двухлетней системы обучения с дополнительной, ежегодной, длящейся обычно три-четыре месяца стажировкой в одной из медицинских школ, принадлежащей, как правило, врачу-преподавателю. Те немногие студенты, которые могли позволить себе более качественную подготовку, традиционно отправились в страны Европы. В дни юности Холстеда чаще всего это были Германия и Австрия. Большинство начинающих врачей, не имевших возможности перенять европейский опыт, не знали даже основ научной медицины. Исключение составляли только те, кто мог получить какую-то информацию из рук более квалифицированных коллег или из журналов.
Пока сохранялось такое положение дел, в американской медицине царило затишье. Наука была основой всех новшеств в древнем искусстве исцеления, а их источником служила лаборатория. В 1870-х годах в медицинских школах США практически отсутствовали такие исследовательские центры. Чтобы совершенствовать дальше свою профессию, новому поколению американских врачей следовало обучиться методам интерпретации современных знаний и технологий, количество которых нарастало лавинообразно. Для этого требовались доступные тогда только в Европе виды обучения, а также взаимодействие с учеными и оснащение оборудованием, которое редко встречалось в Америке. Для выполнения поставленных временем задач американское медицинское образование должно было сменить место обучения с принадлежащих врачам частных школ на академическую атмосферу университетов.
Ориентиром служила немецкая система, а ее прототипом в Соединенных Штатах – медицинская школа Джонса Хопкинса в Балтиморе. Велением судеб Уильям Холстед станет первым профессором хирургии в этом первом американском медицинском колледже, обучающем по полноценной университетской программе. Эта возможность была вспышкой молнии среди темных туч, следствием ряда событий, которые помогли пережить личную трагедию и воспарить в высь, доступную только вписавшим свои бессмертные имена в историю медицины. Уильям Стюарт Холстед, завернутый в роскошные пеленки в городском доме своей семьи в Манхэттене тем поздним сентябрьским утром 1852 года, к тридцати пяти годам был близок к катастрофе. Но он смог возродиться и стать человеком, которого по праву называют отцом американской хирургии.
Медицинская карьера Холстеда, в которой позже он достигнет неоспоримых успехов, во время его жизни в Йеле была лишь на уровне эскизного проекта, о чем сам он написал годы спустя: «В колледже все свои силы я посвящал исключительно атлетике. В последний год обучения я приобрел учебник анатомии Грея и книгу по физиологии Дальтона. Они показались мне весьма интересными. Тогда же я посетил несколько клиник Йельской медицинской школы». Вероятно, он имел в виду амбулатории штата Нью-Хейвен, учреждения, в которых работали преподаватели медицинской школы. Там выпускники набирались опыта, поскольку руководство больницы Нью-Хейвена не предоставляло преподавателям и учащимся института полномасштабного доступа к подопечным стационара. Клиника открылась в 1871 году. Вскоре одного здания стало недостаточно, и появились другие, более просторные корпуса, один из которых во время учебы Холстеда располагался на Краун-стрит, всего в нескольких кварталах от студенческого городка. Невольно задаешься вопросом, посещал бы равнодушный к наукам молодой спортсмен клинику, если бы она находилась на другом конце города, а не совсем рядом с его апартаментами? Поскольку, невзирая на то, что дядя Холстеда был врачом, нет никаких свидетельств его заинтересованности медициной в юные годы. Таким образом, география города, возможно, определила выбор его жизненного пути. Однако более вероятно, что именно его увлеченность книгой Дальтона сыграла решающую роль.
Независимо от того, что стало основополагающим стимулом, осенью 1874 года Уильям Холстед поступил в нью-йоркский медицинский колледж, где его влиятельный отец был членом попечительского совета. Хотя официально это учреждение считалось медицинским филиалом Колумбийского университета, на самом деле оно функционировало абсолютно независимо. Фактически оно принадлежало преподавателям факультета, как и все восемь медицинских школ Нью-Йорка в то время.
Согласно правилам колледжа, каждому учащемуся, которых в 1874 году насчитывалось пятьсот пятьдесят человек, назначался персональный наставник из штата педагогов. Ментором Холстеда был профессор анатомии Генри Б. Сэндс, который в 1879 году станет преподавателем практической хирургии. Холстеду повезло не только с выбранным мэтром. Он был настолько удачлив, что стал учеником ассистента автора его любимой книги по физиологии Джона К. Дальтона. Холстед не только прошел трехлетний курс обучения, но, по-видимому, испытал удивительную метаморфозу: он получил степень магистра с отличием. Он входил в десятку лучших студентов своей группы, особо отличившись на устных экзаменах, где представил работу под названием «Противопоказания к хирургическому вмешательству». Высокие оценки давали ему право принять участие в конкурсном письменном экзамене, победителю которого полагалась награда в сумме ста долларов. Холстед выиграл этот приз. К стажировке в те дни можно было приступить до официального присуждения докторской степени. Интернатура Холстеда началась в октябре 1876 года в больнице Бельвью и продлилась восемнадцать месяцев. Впоследствии он служил лечащим врачом в нью-йоркской больнице с июля по октябрь 1878 года.
