Вот так погасла звезда Андреаса Везалия. За пять лет беспрестанных вдохновенных исследований он проложил путь в мир современной медицины, а остаток своей жизни провел в разочаровании и сожалениях. Несносный ребенок, любитель анатомии вырос, так и не став зрелым исследователем, который, возможно, сократил бы извилистый путь к следующей неизбежной ступени развития искусства исцеления – к пониманию того, что каждый симптом заболевания вызывается специфическими, обычно морфологическими изменениями в каких-либо органах или тканях тела. На страницах Fabrica есть свидетельства того, что его исследования могли пойти в этом направлении, если бы он смог освободиться от обязательств перед императором. Андреас Везалий заслуживает слов самого глубокого сочувствия и сожаления.
Но теперь нет смысла рассуждать о том, как могли бы развиваться события. В любом случае его трактат Fabrica стал воплощением духа эпохи Возрождения, достижением такого масштаба, творческая энергия которого могла исходить только из утопического видения грядущего науки. В этом будущем исследователи будут полагаться только на свидетельства своих органов чувств, как делали «гиппократики», а их выводы будут логическим следствием имеющихся конкретных, вещественных фактов. И тогда они найдут самую лучшую технологию своего времени, плод их культуры, для регистрации наблюдений и передачи миру своего опыта, чтобы другие могли еще больше обогатить сокровищницу человеческих знаний. Такова была роль Везалия в истории медицины: размышляя о нем, невозможно не вспоминать о его книге, этой квинтэссенции его интеллекта. Уолт Уитмен, вероятно, никогда не видел своими глазами копию Fabrica, но он знал главное:
Друзья, это не книга: кто прикасается к ней, тот прикасается к человеку.
4. Деликатный хирург. Амбруаз Паре
Хирургия – это занятие, требующее интеллекта. Лукавые терапевты с их вечными насмешками предпочитают, чтобы хирургов рассматривали только как умелых ремесленников, выполняющих рутинные задания, возлагаемые на них более интеллектуально одаренными специалистами. Я приписываю эти издевки некой беззлобной братской зависти не столько нашему звездному статусу, сколько очевидному результату лечения, которого мы, хирурги, достигаем, не говоря уже о личном удовлетворении, которое мы получаем при этом. Может показаться странным такое забавное описание ежедневных забот хирурга, но немногие врачи (кроме терапевтов) могут оценить, насколько хорошо мы проводим время, почти всегда. Трудный случай разжигает азарт, и главная задача заключается не в том, чтобы творить чудеса пальцами, а в том, чтобы совершать волшебство с помощью ума.
Даже самый драматический компонент хирургии – операция – это не столько демонстрация ловкости рук, сколько осмысление путей исправления ситуации. Операция – тот момент, когда ум целителя на основе знаний и интуиции заставляет его или ее руки сделать выбор между путем, который, предположительно, приведет человеческое тело в рабочее состояние и путем, в конце которого ждет неудача. Это глубокое понимание течения болезни с самого начала до момента оперативного вмешательства, которое позволяет врачу понять, что он видит перед собой, и выбрать из нескольких путей тот, который исправит нарушенные функции в теле пациента.
Как только область больного органа открыта, начинается процесс обдумывания и принятия решения, протекающий практически мгновенно. В результате формулируется план, который затем воплощается в упорядоченной последовательности шагов. По степени влияния на жизнь человека операция, возможно, наиболее прямой и практический тип воздействия, который может совершить врач; с другой стороны, невидимые постороннему глазу мельчайшие манипуляции, безусловно, делают хирургическое вмешательство самым абстрактным действием. Доведенные до автоматизма точность разреза, наложение швов и завязывание узлов – лишь помощники в процессе синтеза интеллекта и логики, который является одним из самых высоких достижений как головного мозга, так и души. Хотя до сих пор никто не заходил так далеко, чтобы обвинять хирургов в чрезмерной скромности, тем не менее они имеют некоторую склонность недооценивать уровень своих возможностей. Когда английский хирург начала девятнадцатого века Эстли Купер перечислял необходимые его коллегам качества, такие как «глаз орла, сердце льва и женские руки», он дипломатично не упомянул самый важный атрибут – ум ученого, чтобы избежать недовольства врачей других специальностей.
Но ум ученого бесполезен, если отсутствуют технические навыки. Если руки не могут адекватно выполнить задачу, поставленную мозгом, такой хирург – не хирург; если делая свою работу, он не может проявить доброту, он не целитель. Рука, которая повреждает ткань, не может вылечить ее; хирург, позволяющий себе грубость, не может рассчитывать на быстрое послеоперационное восстановление.
Этот элементарный факт часто недооценивается. В трудах Гиппократа, Галена и их учеников встречаются мимолетные упоминания об этом, но только в шестнадцатом веке учение Амбруаза Паре стало стандартом хирургической помощи. Паре вел своих последователей к современной хирургии по особому пути, олицетворяя идею нежной заботы, которая до сегодняшних дней остается самым важным его наследием.
Парадоксально, но концепция деликатной обработки тканей внедрялась в разгар чудовищной по своим разрушениям войны. Искусство хирурга всегда было особенно востребовано на поле брани. Сложные открытые ранения требуют эквивалентного оперативного лечения. В двадцатом веке самые большие успехи в некоторых областях хирургии достигались во время крупных военных американских конфликтов. В Первую мировую войну – в операциях на кишечнике; во Вторую мировую – в операциях в области грудной клетки; в Корейскую – в сосудистой хирургии; в войну во Вьетнаме – в быстрой транспортировке раненых. Во время каждого из конфликтов методы ухода за больными, приемы реанимации и хирургические навыки в целом развивались особенно быстрыми темпами. При этом наряду с улучшениями в общих направлениях лечебного процесса продвижение вперед происходило и в различных аспектах медицины внутренних органов. Молния, озаряющая мрачные тучи войны, несет с собой свет, который в долгосрочной перспективе может осветить столько же жизней, сколько и уничтожить в результате катастрофического удара.
Одной из причин, по которым каждая новая война требует дальнейшего совершенствования медицинской помощи, является непрерывное создание все более эффективных методов уничтожения. Ранения становятся тяжелее и требуют все более глубоких знаний о человеческом организме для его исцеления. Независимо от того, насколько продвинутыми становятся медицинские технологии, кажется, что они всегда будут на шаг позади военных разработок, калечащих нас. В наши дни, когда открыта тайна ядерного синтеза и миру грозит тотальное уничтожение, трудно себе представить ужас, охвативший средневековую Европу перед лицом изобретения огнестрельного оружия. Считается, что порох был открыт в Китае около 1000 года, затем арабы, которые, похоже, первыми начали применять его для изготовления орудий убийства, привезли смертельное вещество на Запад. В сражениях начала четырнадцатого века, таких, например, как битва при Креси в 1346 году, уже использовали маленькие пушки, но только в итальянских войнах шестнадцатого века артиллерия прошла первый серьезный тест, став нелегким испытанием для возможностей медицинской науки. В этом состязании неторопливые профессора в длинных халатах оказались неспособными дать на этот вызов достойный ответ. В конце концов, скромный, необразованный цирюльник-хирург Амбруаз Паре понял, что нужно делать, и нашел решение проблемы. Прежде чем описать обстоятельства, при которых происходили эти события, следует представить нашего героя, и лучше всего это можно сделать с помощью взятой из его же сочинения цитаты, иллюстрирующей сложность задачи, с которой он столкнулся, и раскрывающей величие этого человека:
